Андрей Дубровский - Когда был Лютер маленький, с кудрявой головой…

Но что же матрос, ожидавший аудиенции у Лютера? А он оказался эмиссаром, направлявшимся в провинцию претворять в жизнь постановления I Собора протестантских депутатов, а именно: секуляризация (экспроприация) церковных земель и уменьшение поголовья католических священников.

Видно было, что этот бравый матрос, прибывший с Балтики, из Любека, был малым смышлёным, но в сухопутных делах смыслил немного, поэтому ему требовались чёткие инструкции.

…Лютер ходил по комнате, чеканя каждое слово, а моряк, высунув язык, прилежно всё записывал на кусочек пергамента:

–… Шестое – поповские одеяния раздать нищим, седьмое – мощи отдать в анатомические театры. Итак, повторим ещё раз: первое – церковные земли раздать крестьянам, второе – монастырские мастерские отдать ремесленникам, третье – сами монастыри перепрофилировать в пансионаты и санатории, четвёртое – церковные украшения раздать женщинам, пятое – монастырские погреба предоставить ландскнехтам… Всё записал? Отлично!

Энергично и с реформационным задором принялись за работу лютеровы эмиссары во всех уголках Германии. Когда же после всех этих раздач в церквях остались лишь голые стены, Лютер произнёс свою знаменитую фразу:

– А и так хорошо! Вот это я называю реформационным аскетизмом.

И впредь, в противовес утопавшим в роскоши храмам старого режима, протестантские церкви украшались единственно скромностью – как и подобает невесте Христовой.

Когда Мартин Лютер стал знаменитым проповедником и победил в Германии почти всех своих врагов, он стал калёными доводами выжигать из германского общества пороки, укоренившиеся за долгое время господства католической церкви. Он жёг глаголом сердца людей и замораживал существительным их умы, всё ещё одурманенные опиумом католического мракобесия.

В свободное же от работы время Лютер любил ходить в народ, дабы посмотреть на местности на плоды своей неустанной деятельности. А чтобы не быть узнанным, он то женщиной, то моряком, то мастеровым каким переодевался.

Однажды замаскировался Лютер под весьма просвещённого человека эпохи Возрождения и пошёл в народ. Долго ли, коротко ли шёл, но набрёл он на хижину печника. Печник жил тем, что печи из кирпича складывал, да на рынок отвозил продавать. Тем и кормил свою огромную семью.

И вот, подступает к печнику Лютер, за жизнь говорить с ним принимается, всё чин по чину: как, мол, живёшь, с кем дышишь? И всё такое прочее. А как узнал, что печник товар свой на рынок продавать отвозит, не удержался и возопил:

– Ну и дурак же ты идиотский, трудовой человек! Отчего же ты насилуешь естество своё, да быков своих надрываешь?! Почто же ты, пещерный человек, по домам налегке не ходишь, мастерство своё люду не предлагаешь, заказы на дому не исполняешь?

Обиделся мужик речам незнакомца (не знал, темнота, что сам Мартин Лютер перед ним вот так запросто стоит!) и молвит в ответ:

– Да сам-то ты хто таков? Ишь, вона, выискался умный, из города, небось, приехамши! Сам маленький, плюгавенький, а мужика-от горазд учить, будто Геркулес какой! А поди-ка ты, мил человек… (в разные стороны, куда-нибудь подальше от этого места – так приблизительно можно перевести последующие слова), пока мне что-нибудь под руку не подвернулось!

Лютер, понятное дело, на речи мужичьи обиделся, но вида не подал. Решил он печнику ещё один шанс дать:

– Ну ты не кипятись так, рабочий класс, охолонись.

И потом с этаким хитрым прищуром спрашивает:

– А что ты думаешь о победе мирового протестантизма?

– Ух ты, чёрт плешивый, привязался ведь! Да клал я печь на твой мировой протеизм! Поди прочь, терпенье моё заканчивается!

Тогда Лютер парик да очки эффектно так снимает и просто, по-будничному, говорит:

– Эх, старче! А ведь Лютер я.

А из-за спины его охрана появляется.

– Лютер! – Так и сел старик. На десять лет. Без права переписки.

Однажды Лютер, как обычно, пришёл в городскую библиотеку Виттенберга, чтобы продолжить изыскания в трудах древнеримских авторов критики католичества и пап ватиканских. Но у самого входа путь ему преградил часовой (Лютер и позабыл, что после победы протестантизма в отдельно взятом городе, в виду угрозы со стороны реакционных сил, он сам распорядился в ключевых местах города расставить бдительных часовых).

– Ваш читательский билет! – потребовал часовой и выставил вперёд пику, на которую следовало наколоть оный документ.