Алексей Росовецкий - Киевская сказка

— Представьте себе книгу в черном переплете, — дыхнул человек в беретике и с костью. — На обложке золотыми буквами вытеснено «Иванна К». И в этой книге описана вся ваша биография, начиная от самого рождения и до того момента, когда вы встречаетесь с Библиотекарем. Интересно?

— Интересно! — кричит ему в ответ Иванна К., стараясь перекричать грохот барабанов, и тут же оборачивается к длинноволосому мужчине с безгубой кривой ухмылкой, напоминающей разрез на лице. — Привет, Тарик, есть чего?

— Позже я почитаю тебе свои новые стихи! — кричит в ответ Тарик.

Пётр вежливо улыбается, и все вокруг улыбались ему в ответ, Иванна смеялась, и кругом все тоже смеются, хлопают друг друга по плечам, женщины поднимаются на цыпочки и целуют чужих мужчин в плохо выбритые щеки. Праздник безумия, пропахший потом, табаком и пойлом из трёхлитровых банок, которые ходили по рукам. Запрокинув голову, Иванна бесстрашно пила из точно такой стеклянной банки пиво, горьковатое на вкус и водянистое.

Наконец-то они протиснулись в актовый зал, полный блаженненьких, оцепеневших от громкой ритмичной музыки, под которую, невзирая на тесноту и толчею, кто-то все же умудрялся танцевать в проходах между кресел. Подвыпивший лысоватый мужчина в милицейской форме, но без фуражки, беспрестанно щелкал фотоаппаратом, а в перерывах между песнями весело кричал:

— Водки давай!

На сцене выступала группа из трёх музыкантов и одного певца с белобрысым чубом: высокого, ростом выше всех своих музыкантов, в очках с модной оправой, похожего на немца или прибалта. Певец никак не мог устоять на месте, неумело, но с чувством пританцовывал либо ходил вокруг микрофонной стойки, отбивая ладонями ритм, а в музыкальных проигрышах, когда не нужно было петь, присаживался на корточки и принимал из благодарных рук бутылки с пивом.

Пётр наблюдал за певцом. Тот напоминал ему своего рода приёмник: притягивает к себе тревожные, будоражащие вибрации звука, а потом массировано излучает зрителям. Белобрысый человек с микрофоном жил только здесь и сейчас, на сцене, за его высокой вихляющейся фигурой угадывалась бытовая неустроенность. Всё, что попадало в мощное поле притяжения, либо превращалось в музыку, либо понемногу, исподволь, как труха истачивает дерево, убивало его. Но именно в этом певец черпал силы для того, чтобы жить дальше и вибрировать особыми ритмами, от которых цепенели собравшиеся под сценой девочки и мальчики.

Вот в чём заключался секрет обаяния его болезненной музыки, понял Пётр, она рождалась не из таланта композитора и исполнительского гения, а из умения жить определенным образом жизни, каждый день и каждый час приманивая к себе все то, что так или иначе приближало смерть. Сама музыка Петру не понравилась, он привык к другим гармониям и звукам, но был очарован странным ритуалом, который разыгрывался на сцене.

— Играет «Матросская тишина»! — прокричала Иванна в ухо, пытаясь перекричать звуковой шквал, и Пётр вздрогнул от неожиданности. — Это одна из самых крутых групп сейчас!

Дальше впечатления смялись в комок резких и громких звуков музыки, которая уже не воспринималась им связно (то ли потому, что Пётр устал, то ли по причине того, что музыканты, выступавшие после этой самой «Матросской тишины», плохо и неумело играли на своих электрогитарах), ссыпались в гулкую, раздробленную эхом пригоршню восклицаний и необязательных слов, которые Пётр не в состоянии был запомнить. Лица продолжали мелькать словно в треснувшем калейдоскопе. Вот они за углом театра в компании каких-то длинноволосых оборванцев, курят трескучие папиросы с резким запахом перегорелых семечек, а один из курильщиков, нечесаный мужчина с кривой ухмылкой, напоминающей разрез бритвой на небритом лице, читает частушки про льва, который любил отдыхать на соломе, — но дальше Пётр не все понимал из-за какого-то особого жаргона.

(Они уже встречали этого мужчину на лестнице или ему показалось?)

А вот они снова в зале, Иванна танцует в проходе между рядами кресел, как будто погруженная в транс: глаза закрыты, руки подняты вверх. Вот Иванна снова пьет портвейн рядом с лестницей, сидя на подоконнике и болтая ногами, пьет прямо из горлышка, а парень в беретике и с куриной косточкой в кармашке пиджака продолжает свою историю; только теперь этот рассказ без начала и без конца пахнет кислым перегаром.

— И действительно, вскоре после этого она встретила Библиотекаря. Тот провёл ее по библиотеке, но не позволил открыть ни одну из книг, которые стояли на полках — хотя на корешках были знакомые имена. Это были имена бывших любовников, друзей, знакомых. Что поделать! Зато Библиотекарь отдал ей книгу её жизни, я уже рассказывал — с золотыми буквами «Иванна К.» на черной обложке. Текст этой книги обрывался на тот самом месте, когда Библиотекарь отдал Иванне книгу её жизни. А дальше можно сочинять свою жизнь самой! Но что самое важное…