Александр Григоренко - Потерял слепой дуду

– Давай паспорт. Надо копию сделать и выслать.

Шурик кивнул и пошел в дом. Паспорт находился во внутреннем кармане его джинсовой куртки, а куртка – у самой двери.

Они опять сидели за столом, все четверо, разговаривали много, а выпили на удивление мало, меньше половины бутылки, и расставались по-родственному.

Когда закрылась дверь, закипела в Шурике его сладкая тайна, так что он покраснел, не в силах удержать ее:

– Знаешь что…

– Что?

– Ребята нам диван обещали подарить. Ну, то есть мы только совсем немного заплатим. Я Мише паспорт отдал, он сказал, через компьютер…

Рука Дины, потянувшаяся к чашке, на мгновение застыла – и хлестко смазала по его щеке.

Он осознал себя, когда уже бежал за ней по пыльной дороге слободки. Дина неслась, отбросив руки назад, будто препятствовал бегу один лишь воздух, и, когда показались на дороге ровные, узкие силуэты недавних гостей, она взлетела в прыжке и впилась в Мишин загривок. Миша упал, быстро поднялся и, ошеломленный кратким ужасом этой львиной ярости, отбежал на несколько шагов. Не давая опомниться, она вцепилась в его рубаху, с силой рванула на себя – и человек из гаража вдруг сделался красным, как раскаленный штырь, схватил ее за волосы, свалил на землю и опять отбежал, по-боксерски пританцовывая.

Не от рывка за волосы, а от танца этого потемнело у Шурика в глазах. С разбегу он сшиб Мишу, упал на него, вдавил в дорогу и тут же получил – от второго – удар ногой в лоб. Может, досталось бы еще, но Дина бросилась на Сережу…

Конечно, не могли они видеть, что подняли пылевой вулкан посреди слободки, который останавливал прохожих, вытягивал на улицу жителей ближайших домов, и тем более не могли слышать себя, те подземные звуки, которые не способны издавать люди, умеющие говорить. Наблюдающие улыбались, не вмешиваясь в это чуждое, иноплеменное побоище. Но кто-то все же вызвал милицию, и явилась она – к удивлению местных – через минуты две. Серая машина, напоминавшая помятостями своими консервную банку, кочевавшую со склада на склад, остановилась почти у самой головы Шурика, и следом чья-то рука подняла его за шиворот и поставила на ноги. Миша отполз червем… Все разом затихло.

Милиционер, в коротких сапогах и в берете, такой же серый, как его машина, и настолько огромный, что непонятно, как он в ней умещался, произнес:

– Документы.

Ему пояснили:

– Это ж глухонемые.

Но он ничего не ответил, знал, что его и такие поймут. Никто не слышал, как молодая женщина, с ненавистью глядя на тощего человека, резала оседающую пыль руками:

– Паспорт, скотина, ублюдок, паспорт его давай.

Три книжечки приплыли в руку милиционера. Одну из них он отдал Шурику, две других положил в нагрудный карман, и скоро двое тощих сидели в темной задней части машины. Огромный милиционер проверил замок на двери, заглянул в ее клетчатый глаз и сам втиснулся в кабину.

Милиционер отвез Мишу и Сережу на пустынную границу своей земли, вернул им паспорта, отвесил по пинку и уехал. С глухонемыми он старался не связываться.

Дина привела Шурика домой, скрылась за желтой занавеской, и только хозяйка за стеной слышала, как отчаянно громыхает умывальник, а Шурик думал, что Дина плачет. Но она не плакала, отшвырнула занавеску и показала лицо совсем сухое, каменное. Будто машина, несколькими движениями сорвала с него рубашку и, рукой заставив поклониться умывальнику, отмывала его грязные волосы, лицо, промокнула ссадину на лбу…

Оставалось полбутылки коньяка. Большую часть она вылила в свою чашку, остаток плеснула Шурику. Выпила, замерла, прикрывая губы сжатыми пальцами в розовых ноготках, глядя куда-то вниз.

– Ты спрашивал, чем ребята занимаются? Они воруют паспорта. Даже у таких, как мы. Относят их человеку. Он слышит, но понимает нас. Он работает в банке и получает деньги по этим паспортам. Большие деньги. Он знает, как их получить, а тот, у кого украли паспорт, будет должен. И ты был бы должен, дурак.

– Миша говорил про диван…

Она отшвырнула его слова, засмеялась зло:

– Какой диван? За что? Стишок твой – ду-ду-ду, потерял дуду – понравился? Пива им купил? – Она опять замолчала. – Я думала, тебя они не тронут. Дура была… Миша тебе меня не простит. Не езди в Щербинки. Они тебя увидят.

– Там автобус.

– Умерла бабушка! Какой еще тебе автобус!

Дина наклонилась к нему, поцеловала – неловко, куда-то в нос. Теперь она плакала, только молча, одними глазами. Посмотрела на пустую бутылку, потом на него: