Анастасия Зубкова - Игра в косынку. Практикум

В молочном белом тумане, заливавшем комнату, болтались смутные очертания стен, слышались шорохи, неясные голоса, порой — целые обрывки фраз, границы ковра сужались и расширялись, по нему ползли какие-то растения, перекидывались на стену и исчезали в тумане. Ева лежала на ковре, и вокруг нее сворачивалась целая галактика — комната пульсировала, меняясь каждую секунду — неизменным оставалась лишь Евина неподвижность и Евино блаженство.

А потом плавный фон голосов свернулся в одну точку и стих. Ева подняла голову, прислушиваясь.

В полнейшей тишине звякнули ключи, из тумана начал вырисовываться кусок потрепанных обоев в розовых огурцах, с приблизительного потолка свесилась лампочка и высветила дверь, рывком возникшую в стене.

Снова звякнули ключи, косяк заходил ходуном, дверь распахнулась и в комнату хлынул столп света, разом накрывший Еву. Она сморщилась и закрыла лицо рукой — из-за ее спины поползла чернильная дымка, перемешалась со светом, заглушила его, смягчила, ухнула с ним в туман, ползущий по полу, и Ева снова погрузилась в приятный полумрак.

В то же мгновение в комнату шагнул Тарзан, весь засыпанный снегом, отфыркиваясь, тряся светлой лопоухой головой, румяный, пахнущий влажным снегопадом, дымом и мокрой землей.

— Я дома, — проорал Тарзан, и какая-то неясная тень сгустилась рядом с ним, подхватила его куртку, припала к его ногам, стянула с него ботинки и аккуратно пристроила их к плинтусу, начавшему вырисовываться из тумана. Тарзан сделал еще шаг — комната поплыла и суетливо принялась подстраиваться под него — появлялись стены, фрагменты обоев, край широкого гобеленового дивана, табурет, полированный бок торжественно-воскресного буфета — с каждым шагом Тарзана комната становилась все больше похожей на жилое пространство.

Ева только хмыкнула и недоуменно покачала головой, когда Тарзан наткнулся на нее, было прошел насквозь, но передумал, обогнул, поплутал и одним махом опустился на диван. Комнату накрыло теплыми запахами какой-то еды — на столе, частично выплывавшем из тумана к дивану, появилась тарелка с горячими пельменями, ломоть хлеба, коробка сметаны и зеленоватая бутылка нарзана.

— Спасибо, — коротко кивнул Тарзан и принялся за еду.

Ева, возлегавшая рядом на полу, хотела было задремать, но потом передумала, на мгновение пропала из виду и тут же возникла рядом с головой Тарзана, чинно повиснув в воздухе.

— Короче, — громко заявила Ева, порвав в клочья нараставшее тиканье часов и мерный звук, похожий на шум холодильника, которые принес с собой Тарзан вместе с запахами влажной метели, еды и дыма, — я все придумала и теперь мы их спасем.

Тарзан заметно вздрогнул, но продолжил невозмутимо дожевывать пельмень.

— Я, в общих чертах, представляю, что там будет, — продолжала Ева, порхая на уровне лица Тарзана.

— Ну? — сдержано поинтересовался тот, деловито окуная пельмень в сметану.

— Короче, — рубанула воздух Ева, — я им подсунула баннер со ссылкой на настоящий сайт Лиги.

— И? — Тарзан задумчиво водил вилкой по тарелке, размалывая во рту остатки последнего пельменя.

— И они пошли туда. Теперь будем ждать, чего будет.

— Переборщили, — скривился Тарзан.

— Еще скажи: пельмени недосоленные, — хохотнула Ева, и на столе Тарзана одна за одной стали появляться серо-зеленые пачки с поваренной солью экстра. Через пару секунд стол ломился от них и пачки стали выстраиваться вторым этажом.

— Все мы знаем, что за этим последует, — в комнате с тихим звоном десятков невидимых колокольчиков возникла Вава — бледная, полупрозрачная, всклокоченная, с пустыми глазами, опущенными бесцветными ресницами, она возлегала в голубом гамаке, крепящимся никуда из ниоткуда и с непоколебимым достоинством взирала на Еву и Тарзана. Потом Вава секунду взяла в рот ноготь безымянного пальца (зубы у нее торчали как у кролика), вытащила из-за уха сигарету, прикурила от чего-то невидимого, затянулась и презрительно выпустила дым в потолок. Колокольчики зазвенели громче.

— Тьфу, — Ева сонно повела рукой и пачки с солью, начавшие укладываться уже четвертым этажом, исчезли, словно и не было их в помине. Вместо соли появилась новая тарелка с пельменями и Тарзан снова невозмутимо принялся за еду.

— А ты мне тут не тьфу, — возмутилась Вава, — ты знаешь, что они начнут вытворять, я знаю, Тарзан знает, даже Плу и тот знает.

— Я знаю, — раздался скрипучий голос невидимого Плу, — кто ж не знает — понесет родимых во все тяжкие, к-хе, к-хе… вот.