Эдуард Тополь - Любожид

– Я же вам сказал: не надо их трогать, – сказал Рубинчику Натан Данкевич.

– Спасибо. – Рубинчик повернулся к Анне Сигал: – Я вас тоже знаю, но не помню откуда.

– Да мы тут все знакомы. По очередям в ОВИР и в посольства, – произнес голубоглазый художник Павел Коган. – А насчет Бога, так этот милиционер абсолютно прав. Если Бог нас не выдаст, то антисемит не съест…

Толпа засмеялась, послышались новые шутки:

– Это как в том анекдоте. Еврей приходит к Богу и спрашивает…

Тут пришла Неля с детьми.

– Папочка! – закричала Ксеня и бросилась к Рубинчику меж ног окружавшей толпы.

– Подожди, подожди… Не испачкайся… – И Рубинчик предупредительно вытянул руку и встал, чтобы Ксеня не вымазалась в его крови.

– Доигрался! – уничижительно сказала Неля и, встретив прямой взгляд Павла Когана, подхватила на руки сына и ушла, не поворачиваясь, назад, к своим чемоданам, на которых она соорудила для детей нечто вроде постели.

Рубинчик пошел за ней, дочка держалась за карман его куртки, говоря:

– Папа, мне тут страшно. Поедем домой. Ну пожалуйста!

Он обнял ее одной рукой.

– Ничего, дочка. Не бойся. Я же с тобой.

– А почему тебя били?

Он промолчал, он не знал, что ей сказать.

– Папа, а почему мы евреи? Я не хочу быть еврейкой, – сказала Ксеня. – Евреев все не любят и бьют.

– Не все, дочка. Есть страны, где евреи самые сильные.

– А мы туда поедем?

– Обязательно!

– А это далеко?

– Теперь уже близко.

– А тебя больше не будут бить?

– Нет, дочка. Не бойся.

Она прижалась головой к его бедру:

– Папочка, я тебя очень люблю.

Господи, подумал Рубинчик, как она повзрослела – всего за одни сутки!

Через час, соорудив из своих чемоданов нечто вроде шалаша-укрытия для детей, Рубинчики стали как все – смирившейся еврейской семьей в холодной и снежной белорусской ночи, посреди враждебной страны, которая закрыла перед ними все двери, а если и открывала их, то только для того, чтобы вырвать еще несколько сотен рублей, двинуть кулаком в нос или подсыпать ДДТ в детскую кашу.

Согревая дыханием завернутого в одеяла сына, Рубинчик вдруг поймал себя на том, что мысленно он уже давно молится Богу: «Только спаси детей! Ничего не надо – только детей! Только детей! Только детей!» – и раскачивается в такт этой молитве взад и вперед, совсем как его дед на той роковой платформе 1942 года. Кто знает, может быть, именно благодаря той молитве деда он остался жив? Рубинчик еще истовей закачался в молитве.

А рядом, в соседней группе людей, все тот же минчанин, сидя на таких же, как у Рубинчиков, чемоданах, продолжал рассказывать:

– …Но я сначала не был активистом, я же собирался уехать. А они пришли ко мне, Давидович и Овсищер, и говорят: надо нам помочь. У нас отключили телефоны, а через пару дней будет День независимости Израиля. Так мы хотим с твоего телефона позвонить в Израиль, передать Эшколу поздравление для израильского народа. Ты не боишься? Я говорю: вы хоть полковники, но и я капитан. Звоните! Только имей в виду, говорят, будут у тебя неприятности. После этого звонка – можешь быть уверен – телефона у тебя не будет! Я говорю: пожалуйста, ребята, звоните! И они позвонили премьер-министру Израиля!

– У них был номер ызраильского прэмьер-мынистра? – громко удивился голос с кавказским акцентом.

Рубинчик, прервав молитву, посмотрел в сторону говорящих. Двое усатых и грузиноликих еврейских великана в мохнатых бараньих бурках располагались рядом с минчанином на груде роскошных кожаных чемоданов и попивали ямайский ром из бутылки с яркой этикеткой. А пожилой худощавый минчанин пил чай из термоса и продолжал беседу:

– Конечно, был! Ну, не самого Эшкола телефон, не персональный, а его канцелярии…

– И вас соединили? – снова удивился один из грузино-евреев.

– Сначала прервали! – сказал рассказчик. – Как только Давидович начал читать текст поздравления: «Премьер-министру государства Израиль господину Эшколу! От евреев города Минска. Поздравляем с Днем независимости, желаем собрать всех евреев на нашу историческую родину!» Ну и так далее. Сразу – стоп! Разъединили. Начинаем звонить: почему разъединили? «Техническая неисправность. Подождите!» Я взял трубку и говорю: «Вы что, забыли включить аппаратуру? Включите. Мы подождем. Мы не боимся. Включите аппаратуру и записывайте: мы поздравляем народ Израиля с праздником Независимости. Сколько вам надо времени – мы подождем, включайте ваши магнитофоны…»