Олег Рой - Синдром Атяшево

– Я буду в кроссовках, – отозвался Николай. – А сколько поставят столов? Уверен: количество гостей зашкалит. Все-таки женятся звезда российского масштаба и первое лицо мясокомбината.

– А чего мелочиться? Столов будет половина улицы. – Пшеничников махнул рукой в сторону окна. – От моего забора до водонапорной башни на околице.

– Пройдемся по ключевым моментам свадьбы. – Николай плотнее сел за столом и придвинул к себе ноутбук. – Читаем: «В девятнадцатом веке большинство свадеб проходило по сватовству. Перед тем как отправиться сватать невесту, отец жениха приносил жертвы богам – покровителям дома и двора и умершим предкам, кидал в печь куски еды и развеивал по ветру муку…» Так, это мы пропускаем, у тебя, Иван, печи нет.

– У меня и муки нет, – покаялся Пшеничников. – Я же не пеку пирогов и блинов.

– Читаем дальше. «Затем жених отрезал от каравая хлеба горбушку, вынимал из нее мякиш и заполнял медом».

– Это я сделаю, сил хватит, – ухмыльнулся жених, стягивая с себя футболку и надевая длинную льняную расшитую по вороту рубаху.

– Далее жених ехал к дому отца невесты и клал хлебную горбушку на крыльцо или отдавал в руки отцу невесты. – Николай весело посмотрел на Ивана. – Потом жених сватал девушку…

В эту минуту послышался топот, и в комнату вошел одетый по всем канонам народного костюма тощий Степаныч. В руках он держал большой сверток в полотенце с вышитыми петушками и смотанный кнут.

– Слышь, жених с дружком – на выход! Держи каравай! – И Степаныч передал Ивану круглый каравай килограмма на три. – Моя пекла, в печи. Еще теплый.

Отвлекшись от компьютера, Николай вылез из-за стола и тоже стянул с себя футболку.

– Если Игнатий Андреевич, Иван, увидит тебя сегодня на своем крыльце, то может надавать по шеяˊм.

– И правильно сделает. Как честный человек, я должен был жениться на Ирине прошлым летом. – Иван подвязал кожаным плетеным поясом рубаху. – А кто приведет нам лошадь с телегой? По пунктам за нее отвечает… – Иван посмотрел в список. – …Степаныч.

– Разуй глаза, Иван Валентиныч, телега за окном стоит, – как бы обиделся возница.

Все выглянули во двор. Пегий конь с гривой, заплетенной в косы с лентами, переминался от нетерпения. Он был впряжен в телегу, украшенную бумажными цветами. Деревянные бока были закрыты платками. В телеге сидели три девушки в разноцветных костюмах и в наверченных на головы цветастых платках. Увидев в окнах мужчин, красавицы захохотали и замахали руками, приглашая в телегу.

– Нам пора! – оживился Николай и, прихватив ноутбук, уже хотел выбежать из комнаты, но Иван всунул ему в руки рубаху и порты и отобрал компьютер.

– Нужно быть в образе. – Он достал из кармана портов пятирублевую монету. – И вот это под пятку правой кроссовки. Для прибытка в семье жениха и от сглаза. Я себе уже положил.

– Прибыток – это святое. – Николай поспешно переодевался и прочел вслух с монитора компьютера: «Предсвадебный этап распадался на множество обрядовых сценок: “одирьвань кочкамо” – выбор невесты; “вал лангс путома” – помолвка; “ладямо” – сватовство». Это все мы пропускаем, а вот…

– На выход, йе мое! – начальственно прикрикнул Степаныч. – Народ дожидается по всем пунктам празднества! И мед не забудьте.

В доме Татьяны Сергеевны все носились из комнаты в комнату, с первого этажа на второй и наоборот, доставая старые одежды, полотенца, скатерти и десятки снизок бус.

Племянницы Ирины – Лена и Наташа, дочери Ольги, – вбежали на второй этаж в джинсах, а спустились уже в рубахах с расшитыми передниками и тесьмой на лбу.

Татьяна Сергеевна перекладывали пироги с противней в корзины, застеленные длинными рушниками. Ольга повязала на ее голове огромную шаль, скрученную на концах.

К Татьяне Сергеевне подошла Алика.

– Бабушка, мы как?

Она была в длинной, ниже колен, рубахе, расшитой на груди изображениями богини Мокоши и лосей, а поверх нее краснел сотканный вручную полосатый передник. Так же была одета и Леся. От русских рубах мордовские отличались только одним – были короче на пол-локтя.

– Какие же вы все нарядные, – умилилась Татьяна Сергеевна, оглядывая трех внучек разом и Лесю. – На первых двух свадьбах у младшей дочери мне побывать не довелось, так хоть в третьей, самой настоящей, поучаствую. А Игнат выкатил из омшаника резные кадушки да на крыльцо выставил. Для антуража.

– Только у нас можно услышать французское «антураж» в применении к языческой квашне или кадке… Мам, – старшая дочь Ольга поправила свою шапочку с двумя «рогами» и помпонами, подошла к трельяжу у окна и сняла с зеркала бусы, – можно я их надену?