Дина Рубина - Сквозь сеточку шляпы (сборник)

Водитель такси, взятого нами до Сен-Реми, не знал улицы, на которой должен был находиться наш отель. Однако по-настоящему мы забеспокоились, когда выяснилось, что ни один окликнутый из приспущенного окна прохожий под черным зонтом тоже не знал, где находится эта самая улица. Наконец мрачная старуха в сером плаще молча махнула рукой куда-то в сторону горизонта, где в пелене дождя синела гряда Малых Альп. И мы дружно взвыли. Отель заказывал наш турагент Саша, которому мы всегда отдавались с потрохами и никогда еще не жалели о своем беспамятном доверии… Неужели на сей раз он забросил нас куда-то, в изрытые дождем поля, где среди коровников и крытых камышовыми крышами хижин ютится какой-нибудь сарай по 104 евро за ночь?!

Между тем мы явно проехали сам город и бодро месили колесами проселочную дорогу. Вокруг по холмам раскинулись зеленеющие, разлинованные грядками поля, оливковые рощи сменялись рядами виноградников…

Наконец такси свернуло на неширокую асфальтированную дорогу, и мы подъехали к распахнутым деревянным воротам, за которыми в глубине большого, посыпанного мелкой белой галькой двора стоял чудесных пропорций дом с синими ставнями, под багряной черепичной крышей. На крыльцо к входной двери вели каменные ступени, огражденные железными, замысловато оплетенными перилами. Слева под навесом стояли несколько легковых автомобилей и джип, дальше тянулись какие-то хозяйственные строения. В дальнем углу двора, среди густых высоких кустов сирени, в небольшом загоне стояла стреноженная белая лошадь.

Это и был наш отель, с античной пышностью названный «Вилла “Гланум”».

Внутри дом оказался просторным, более изысканным, чем снаружи, и встречал постояльцев желто-медовым цветом натертых до блеска перил деревянной лестницы, кресел-качалок и скамей, деревянной и медной утвари. В углу, прислоненные к каминной решетке, стояли деревянные грабли. И всюду на столиках, на полу, на многочисленных полках и полочках – красовались яркие букеты в пузатых керамических вазах.

Мы получили ключи у милой девушки в большой гостиной, где даже стойка была похожа на просторный кухонный стол, накрытый провансальской скатертью, и поднялись в свою комнату на втором этаже – маленькую, но, несмотря на полумрак, тоже неуловимо отрадную: все дело было в желтых обоях, темно-желтых шторах, подушках, покрывале…

Мы отворили высокие ставни, за которыми выплыл к нам приветливый маленький парк, полный мощных стволов, увитых от корней до кроны густым плющом, ухоженный и продуманный до последней дорожки.

Изумительной красоты петух, словно сошедший с японской гравюры – черный, в желтой, штрихами нанесенной накидке, с красной резной гривкой на точеной голове, – вышагивал меж кустов.

Странно, заметил Боря, а разве в дождь они не сидят на жердочках?

В одном из уголков парка мшистый, изрытый временем, как оспой, лик каменного льва выдувал через трубочку воду в большую каменную чашу: старый источник даже в дождь неустанно шептал свою бесконечную жалобу…

Этот парк располагался на нескольких уровнях, сбегал в покатый овраг, из которого поднимались несколько величественных кипарисов, создающих естественную ограду территории «Виллы “Гланум”»… За кипарисами расстилались поля, достигающие – так казалось – Малых Альп… Мы спустились вниз, побродили между стволов, потрепали по шее грустную белую лошадь, слегка промочили ноги в густой траве и затем уже весь вечер просидели в уютной гостиной внизу, пили сухое вино и глядели в пыхающий снопами искр камин, потрескивание дров в котором перекликалось с перешептываниями дождя по крыше и старого источника в глубине парка.

Наутро пешком отправились в Сен-Реми. Мы уже не ожидали ничего от погоды. Просыпаясь под шорох капель о стекло, уже не надеялись, что дождь прекратится к обеду. Просто одевались, как солдаты, и, как солдаты, выходили в поход: если уж выпала на нашу долю столь редкостно холодная прованская весна, неужто мы не переборем обстоятельства?

И в этот день самым подробным образом обошли весь маленький сонный городок, разыскали дом, где родился загадочный Мишель Нострадамус, щедро одаривший заработком многие поколения толкователей его запутанных видений, выпили кофе по соседству в маленьком уютном баре, набрели на антикварный магазин – две смежные комнаты, заставленные всякой обожаемой мною – полуржавой, отбитой, потемневшей – всячиной…