Стелла Прюдон - Наш с мамой сын

На УЗИ сказали, что ребенок размером с дыню, а ей казалось, что он весит не меньше тонны. Тяжело стало внутри. Тело, казалось, было запечатано в тяжелые оковы. Любое движение доставляло неудобство. Она была несчастна, как никогда, и не знала, как вырваться из этой тюрьмы. Она ненавидела себя за то, что не могла радоваться беременности и с нетерпением предвкушать рождение ребенка так же, как, должно быть, предвкушала ее рождение ее мать. Чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось спать.

– Дарина, Дарина, – услышала она сквозь сон голос мужа. – Твоя мама приехала, уже час ждет тебя на кухне.

Дарина вскочила с дивана. Кровь хлынула к голове, в висках застучало. Пытаясь подавить дрожь, Дарина облокотилась о стену. Антон сказал слово «приехала» так обыденно, словно мама навещает ее каждый день. Она не видела маму уже год, и последними словами, которые она от нее услышала, были: «У меня больше нет дочери». А теперь мама там, в кухне. Ждет ее. Так неожиданно! Что она скажет ей? Как бы не расплакаться? Мама не любит слез, не любит. Надо справиться с собой и выйти спокойно.

– Надо было раньше меня разбудить, – шикнула она на мужа, а затем тихо открыла дверь комнаты и, стоя в коридоре, стала переминаться с ноги на ногу. Она не решалась так сразу войти в кухню, тем более мама увлеченно разговаривала с кем-то по телефону и ей, вероятно, было не до нее.

– Одна надежда на внука… – услышала она обрывок маминого разговора. – А ты знаешь, как Гуля замуж вышла хорошо?! За миллионера вышла! Он из наших мест. Деньги у него куры не клюют, бывает же… Да… И вот что я тебе расскажу, не поверишь. Я со стыда чуть сквозь землю не провалилась. Летела же я сегодня. Зачем, думаю, переплачивать, эконом взяла, а тут вижу: он идет. Я к стюардессе потихоньку подошла, тысячу ей даю, посади, говорю, меня в бизнес. А она не хочет. Только через кассу, говорит… Я ей еще денег предлагаю, а она отказывается, представляешь? Если бы Кавминводами летела, такого не случилось бы. А это я Аэрофлотом летела…

Едва совладав с бьющимся сердцем, Дарина вошла на кухню.

– Ну ладно, потом позвоню, сейчас больше не могу разговаривать, – сказала мама в трубку и нажала на отбой. Дарина уставилась на маму, не в состоянии произнести ни слова, пока та сидела неподвижно, словно восковая фигура, и смотрела на свои руки. Дарина отлично знала эти руки: массивные ладони были усеяны небольшими перламутровыми веснушками, которые она целовала бы без конца, если бы мама однажды не вырвала их со словами: «Ненавижу твои слюнявые сюси-пуси!» Тогда Дарина попробовала поцеловать бриллиантовое кольцо-лодочку, которое мама никогда не снимала с указательного пальца правой руки, но мама ударила ее по губам. Каждый раз, когда она смотрела на мамины руки, в ней переплетались страх и восторг, но она больше не смела к ним прикоснуться.

– Проснулась наконец? – не то спросила, не то констатировала мама и кивнула на окно. Дарина только теперь заметила, что на улице стемнело, и ей стало стыдно.

– Целыми днями спишь? – спросила мама.

– Нет, я не сплю, я нечаянно, – ее голос дрожал и она боялась, что вот-вот заплачет. – Я не знала, что ты приедешь. Я бы не спала, я бы встретила тебя в аэропорту.

– И на чем бы ты меня встретила? – с наигранным интересом спросила мама. – На автобусе? Чтобы я, твоя мать, директор фирмы, устав с дороги после тяжелого перелета, еще и в автобусах-троллейбусах тряслась? Мне ничего от тебя не нужно. Я тебя воспитывала, все для тебя делала, в самый престижный московский институт устроила, и все для того, чтобы ты мне отплатила черной неблагодарностью. Скольким я пожертвовала ради тебя, сколько перенесла унижений из-за тебя. Я мечтала, чтобы у моей дочери все было чинно-благородно, как у людей. Но вместо этого я полдня сижу здесь, как чужая, и не заслужила даже чашки чая!

– Сейчас я все сделаю, я быстро. Ты только не уходи, – протараторила Дарина.

– Мне ничего не нужно, – отрезала мама.

Но Дарина знала, что мама любит кофе с лимоном и одной ложечкой сахара. Она принялась накрывать на стол. На кухню вошел Антон, улыбнулся, достал из холодильника ветчину и сыр и, сделав себе бутерброды, тут же удалился.

– Выйти замуж за человека, который ест свинью! – дождавшись, когда дверь кухни закроется, прошипела мама. – И что ты в нем нашла, не понимаю… Чем он хорош? Неужели он стоит того, чтобы предать самое дорогое, что у тебя есть в жизни – твой народ? Ладно, мать тебе не нужна, но как ты могла предать свою нацию? Разве так я тебя воспитывала?