Где-то внутри, втайне от разума, зашевелилось ожидание чего-то такого… Ну он не против был бы сейчас выслушать объяснение в любви или хотя бы ответное признание, как ей было с ним хорошо и почему бы им не договориться о встрече в следующий раз?
Вместо этого самолюбие Джокта оказалось уязвлено. И слова Эстелы оказались струями ледяного душа, которые разом смыли ощущение теплоты и покоя.
– Джокт… Прими, пожалуйста, мой последний совет…
– Ради тебя я готов. – Он все еще пытался подыграть собственным скрытым желаниям.
– Понимаешь, нельзя подменять высокие чувства простым инстинктом. Гони меня из воспоминаний, думай как о боевом товарище, пусть я стану безликим техником, подготавливающим твой «Зигзаг» к вылету… хотя, возможно я и слишком многое о себе думаю…
– Нет, ты действительно, ты… я…
– Не надо. Сексуальная совместимость – ничто по сравнению с другой, просто человеческой совместимостью. Близость тел никогда не сравнится с сердечной близостью. Ты найдешь свою родственную душу, Джокт, я верю…
Он замер, напрягшись, потому что такое тоже происходило с ним впервые. С языка едва не сорвался глупый вопрос – почему? А она прочла мысли. Она действительно умела их читать!
– Я не шлюха, Джокт. Но и не восторженная наивная девчонка, что мечтает о принце. Люди часто ходят разными дорогами, просто иногда эти дороги пересекаются. Вот как у нас с тобой. Так что думай лучше о главном…
– О чем, Эстела? Зачем ты вообще все это мне говоришь?
– Выживи в бою, Джокт! И только после нашей победы, – она сказал «нашей», и Джокт не удивился этому, – сможешь искать человека, с которым ваши дороги не просто пересекутся, но станут одной, еще более широкой дорогой. Нельзя быть счастливым в смутное время, когда стоишь на краю пропасти. Через две недели все, возможно, решится, и тогда станет ясно – смогли ли мы преодолеть эту пропасть…
Две недели – срок ультиматума для Барона, подумал Джокт. Эстела, знавшая больше, чем положено знать обычному землянину, тоже говорит про две недели. Значит, все сходится, и прав был Барон… И она права в своем жестоком отрицании счастья.
– Я выживу, вот увидишь! И тогда снова вернусь к тебе, потому что мне будет тяжело тебя забыть.
– Ах, Джокт! Ты ничего не понял… Даже сотня оргазмов – это не повод для серьезных отношений. Пока тебе и не понять этого. Вы, мужчины, просто взрослые дети… Но я знаю… Думай о главном, а остальное придет само. Ты поймешь, когда это случится. Обещаю. А пока – возьми вот это. – И в его руке оказалась небольшая голограмма, на которой Эстела в легкомысленной юбке, раздутой колоколом, слала воздушный поцелуй.
– Только не нужно думать, что я противоречу своим же словам. Просто хочу быть рядом – через две недели… Пора, пилот. Будет глупо, если из-за меня тебя сочтут дезертиром.
Часы безразлично отсекали минуты. День был полон этими минутами почти до краев, и оказалось, что Джокт опаздывает на Лунный причал, где ждали его у секции девятьсот девяносто девять – три девятки, легко запомнить – командир Гонза и все остальные.
А ведь она нарочно не отпускала его до последних минут, вдруг понял он, чтобы просто не осталось времени на разговоры… Их губы встретились в последний раз, пилот приготовился к легкому касанию, как целуются иногда просто друзья. Но вновь оказался обескуражен той неподдельной страстью, что уместилась в единственный поцелуй. Мягкий, обволакивающий, такой влажный и волнительный, что всего лишь секунда отделяла его от безумного решения продлить удовольствие.
Она плавно отстранилась, посмотрела в глаза и молча открыла перед Джоктом дверь. И все слова сразу же растворились в коридорном сквозняке.
Словно сомнабула, Джокт спустился в лифте. Обычном, допотопном лифте, скребущемся тросами по шкивам. Где-то наверху электромотор издал низкое глухое урчание, а после этот звук взлетел сразу на две октавы вверх. И был подъезд, в который входили и из которого выходили вот так же множество пилотов, побывавших у Эстелы. И он все понимал, и не понимал одновременно, а может быть, виной всему близкая осень, о которой Джокт только знал, но не мог ее почувствовать. На стене, рядом с подъездом, красовалось граффити: «Осенью все птицы летят на юг». И ему показалось, что только Эстела во всём этом большом доме могла написать такие глупые и грустные слова.
Мегаполисы. Урбанистические пятна, ставшие основными деталями земного пейзажа, различимые с орбитальных высот и искрящие за пределы Солнечной своими потоками излучений. Здесь смотрели видео, радиостанции выбивались из сил, пытаясь в узости радиочастот пробиться к своим слушателям. Тощие реликтовые леса окружали нечеткие границы пригородов, и совершенно в случайных местах были странные парки вроде Площади Цветов, где можно встретить странных людей, таких как Эстела.
Читать дальше