Мы плакали раньше и будем делать это потом. Л слёзы там или не слёзы – другой вопрос. Всей военной медицине никогда не сделать из нас бесчувственных чурбанов, как бы они ни старались…
Потом, в неуловимое мгновение оказавшись лицом к лицу с Джокартом, пристально заглядывая ему в глаза, штурмовик спросил:
– Кто?
Спросил так, будто утверждал, констатировал… Знал, что Кто-то был.
– Все… Семья… – выдохнул Джокарт, с удивлением и благодарностью обнаруживая, как уходит боль.
Всё. Ушло. Словно отхлынувшая волна, оставляющая после себя мокрый, холодный песок и корчащуюся на нём в предсмертных судорогах и шипении морскую пену – всю в прожилках разорванных водорослей.
– Денеб? Вега? Пламенная, Барьерный Риф, Каверна Титлиновой… – последним прозвучал Плутон.
Офицер перечислил цепочку человеческих трагедий, и Джокарт ужаснулся – насколько она длинна. Но тут штурмовику в точку попасть не удалось. Он забыл ещё одно звено…
– «Хванг».
Теперь Джокарт уже не плакал. Кусая губы и оттирая глаза, он проклинал свою недопустимую, неуместную слабость! Выпитое спиртное напомнило о себе, и искаженные силуэты за оптико-акустическим барьером задвигались быстрее, а мерцание светового тубуса потеряло цвет, превратившись в блеклые шторы, провисающие причудливыми складками.
– Из-за этого и решил стать пилотом? – откуда-то издалека донесся голос Балу.
Джокарт кивнул, решив не вдаваться в подробности. Вместо стыда появилась злость на собственную несдержанность.
– А не боишься? Я уверен, что кто-то из наставников уже обсуждал с тобой эту тему, но всё же… Не боишься, что эти мысли и это состояние настигнут тебя прямо посреди боя? Я такое видел однажды… Не сказать, что парень погиб зазря, – всё-таки он достал своего червя, добив его в упор. Но…
– В бою мне навряд ли предложат апельсиновый сок. А фотографии я спрятал. И у меня есть цель! – С каждой новой фразой голос Джокарта набирал силу, будто он грозил кому-то невидимому, но потом, когда такое крещендо достигло апогея, звучание его речи снова пошло на спад, словно угасло. – И с глупыми мыслями покончено. Осталось только это. Извините…
– Извиняю, – штурмовик сделал пару затяжек, – я-то извиняю, но как смотрят на всё твои наставники? Как вообще ты жил эти два года? Неужели – снова и снова?
Джокарт пожал плечами, потому что ответ был очевиден. Теперь, когда сознание было окружено мягкой пленкой алкогольного опьянения и подкатила тошнота, желание уйти стало ещё сильнее. Чтоб офицер не увидел другого его позора. Джокарту стыдно было признаться, но последний раз (он же первый и единственный) ему довелось напиться целую вечность тому назад – ещё на первом курсе Плутонианского института.
– Значит так… У вас, летунов, свои медпроцедуры, у нас, у «Диких» – свои… – Балу предостерегающе поднял ладонь, словно говорил «не спорь!». – Завтра после занятий подойдёшь на палубу Зет-14, найдёшь медблок пятого штурмового отряда, там скажешь, что я тебя направил. Посмотрим, на что способны наши эскулапы. А пока – прими вот это.
В руках офицера появилась маленькая красная капсула. Джокарт знал, что это такое, но не мог предположить, что действие будет настолько быстрым и эффективным. Едва он проглотил капсулу, запив её треклятым соком – фреш, как всё стало опять на свои места.
Стол. Два кресла. В одном – опозорившийся курсант, в другом – офицер пехоты КС, почему то отказавшийся замечать его позор. Мерцающий тубус таял, и на эстраде оказалась грациозная девушка, певшая – и, по-видимому, уже давно – чудный блюз.
Балу вновь развалился в кресле, закинув ногу за ногу и затягиваясь ароматным табачным дымом. Народу в зале заметно прибавилось, и все они – о, чудо! – смотрели мимо Джокарта. Туда, на эстраду.
Это и есть Лиин, подумал Джокарт. Ещё он подумал: «Ах, какой глубокий грудной голос!» Блюз был прекрасен, а певица – очаровательна. Но всё же его не сразу покинули невесёлые думы. И о том, что надо что-то делать и что завтра он обязательно найдёт палубу Зет-14 и посетит медблок штурмового отряда. Пусть делают с ним что угодно, решил Джокарт, хуже всё равно не будет! Лишь бы груз прошлого не утянул его снова на дно.
– Нравится?
И тут Джокарт понял, что вольно или невольно штурмовик коснулся ещё одной щекотливой темы, где Джокарта, ко всем прочим его недостаткам, мог ожидать ещё один позор, таблетки от которого, насколько он знал, ещё не изобрели.
Он панически боялся женщин!
Читать дальше