Сергей Прокофьев - Рассказы

По-видимому, слухи о необычайных материалах, выкопанных в пустынях Месопотамии, материалах, грозивших трещинами истории и даже библейским легендам, обещали сделаться самой модной темой в кругах любопытствующего Парижа, даже до их фактического оглашения приехавшим ученым. Но, как раз в туже ночь, Парижу случилось перепугаться от одного происшествия, и это происшествие задело его гораздо ближе, чем далекий Вавилон.

Ровно в три часа ночи поднялся трезвон по телефонам, были вызваны санитарные кареты, помчались санитарные части. Говорили, что где-то разрушены дома — как и почему, неизвестно, — что есть человеческие жертвы и что даже приказано разбудить президента. Все что-то слышали, все испугались, но что случилось, никто в точности не знал. В таком настроении Париж встретил раннее утро.

Марсель Вотур, со всклокоченными волосами и без галстука, выскочил из своей квартиры и стал спускаться вниз по лестнице. В подъезде он столкнулся со своей матерью. Эта пожилая женщина, обрадованная возвращением своего блудного сына, только что приехала из Бордо и предвкушала удовольствие приятной встречи с ним. Но Марсель, в ответ на раскрытые объятия, закричал: «Уйдите! Уйдите! Разве Вы не видите, что я пуст, как футляр, из которого вытащили скрипку?!»

Размахивая руками, он выбежал на улицу. Смущенная дама опустилась на стул в недоумении, протягивая руки к своему другому сыну, доктору, спустившемуся вслед за Марселем.

— Огюст, ради Бога... он сошел с ума? — спросила мать.

— Я сам спешу за ним и ничего не понимаю, — ответил тот, подходя к ней и целуя ее руки. — Он жаловался мне, что подвержен приступам желтой лихорадки, но я за всю мою практику не слышал, чтобы эти приступы выражались в такой форме.

— Может быть, что-нибудь случилось с его коллекцией?

— Коллекция цела и вся у нас в доме. Мы до трех часов ночи приводили ее в порядок.

Мать и сын сидели друг против друга и недоуменно шевелили руками.

Марсель Вотур направился вдоль по улице и минут через десять очутился у Сены. Там столпилось огромное множество народа, удивленного и возбужденного. Эйфелева башня, до сих пор возвышавшаяся на этом месте, исчезла. Публика растерянно искала ее глазами, но башня исчезла, точно растворилась в воздухе.

Два джентльмена в цилиндрах, окруженные плотными кольцами любопытных, в десятый раз рассказывали о том, что они видели. Джентльмены были из тех молодых людей, которые ложатся утром и встают вечером, покрыты золотистыми прыщами и потому называются золотой молодежью.

В три часа ночи они поехали от Марьетты к Александрине и были свидетелями феерической картины. Эйфелева башня вдруг задрожала, потом запрыгала на месте, затем сорвалась со своих устоев и зашагала, да, именно зашагала на всех четырех ногах, взяв направление в сторону, обратную от Сены. Что было дальше, джентльмены не видели, так как они до такой степени испугались, что выскочили из фиакра и без оглядки бросились бежать.

Марсель Вотур, едва выслушав их рассказ, протиснулся вон из плотного кольца и направился в ту сторону, куда ушла блуждающая башня. Вскоре он попал в другую толпу, собравшуюся перед большим зданием, у которого зиял разрушенный фасад. Часть фасада была совсем продавлена, раскрывая внутренность комнат, кабинетов, спален. В одной комнате виднелся накрытый для ужина стол. Апельсины рассыпались по скатерти и по полу. Говорили, что нескольких раненых увезли в санитарных экипажах. Очевидно, башня шагнула довольно грубо и своей ногою снесла кусок фасада.

Перед этим зданием Марсель оставался только лишь на какую-то минуту, как раз настолько, чтобы отдышаться. Затем сейчас же заторопился дальше.

В одиннадцать часов дня газеты выпустили специальные листки, которые публика расхватала буквально в пять минут. Башня, по их словам, вышла из города по кратчайшему направлению, стараясь ступать осторожно, не разрушая домов. Ее железные ноги попадали на середины улиц, на пустынные бульвары, во дворы и только в немногих местах наступали на постройки, обыкновенно там, где не было другого свободного места.

Правда, она весьма неосторожно заехала ногой в то здание, перед которым остановился Марсель Во- тур. Здание это выходило на площадь, и, казалось, вокруг него было достаточно места для башенных подошв. Но не следовало забывать, что такое недоразумение случилось как раз в начале бега, и башня, надо думать, погорячилась, сорвавшись со своих устоев, или просто, никогда не ходив, еще не выучилась управляться со всеми четырьмя ногами, а потому разрушила его по нечаянности, без всякой нужды.