Виктор Пелевин: Числа

- Как не понять, - ответил он и принял еще водки. Она так и стекла по полированному боку этого холодильника - в душу не попало ни капли.

- Ну наконец. А я уже волноваться стал за твою голову. Это ж твой хлеб, Степ. Основы высшего менеджмента.

Степа издал непроизвольный физиологический звук - что-то между икотой и всхлипыванием.

- Вот именно, - ответил Лебедкин. - Ну так что, будем дополнение к меморандуму подписывать? Или так обойдемся?

- Так обойдемся, - сказал Степа, наливая себе новую стопку.

- Как скажешь. Пошустри по комьюнити, возьми корпоративный кредит, ну ты понял. Крутанись, не мне тебя учить. И не обижайся. Я тебя всем сердцем люблю, ты в курсе. Жизнь тебе лично спас. Только сделать ну ничего нельзя. Как говорил Платон, Аристотель мне друг, но деньги нужнее, хе-хе-хе-хе… Не для себя стараюсь. Ты хоть знаешь, сколько людей в цепочке?

Степа вспомнил, что недавно, совсем в другой вселенной, уже слышал эту фразу.

- Знаю, - сказал он. - Вся страна.

- Это раньше была вся страна. А теперь весь свободный мир, понял, нет? И несвободный тоже.

- Понял, понял. Классная у тебя работа, Лебедкин. Пришел, увидел, победил.

- Это раньше было - пришел, увидел, победил, - хохотнул Лебедкин.

- А теперь знаешь как? Выебал, убил, закопал, раскопал и опять выебал. Темп жизни совсем другой. Главное - не отстать. Так что давай, холодный душ и к станку. И чтоб деньги сегодня пошли.

Степа послушно поплелся в душ. Минут пять он стоял под холодной струей, приходя в себя. Когда холод стал нестерпимым, он понял, что сейчас сделает. Это было так просто. И сразу решало все проблемы. Раньше, правда, он считал, что это недостойный выход, и так поступают только слабые люди.

«Что ж, - подумал он, - выходит, и я просто слабый человек».

Удивительно было, до чего легко оказалось принять это решение, представлявшееся когда-то таким непостижимо-жутким. Ничего жуткого в нем на самом деле не было - просто выход из ситуации, хотя и довольно грустный… Но сначала следовало уладить несколько мелких дел.

Во-первых, хотелось окончательно разобраться с числами. Хоть это уже не играло никакой роли, почему-то не давала покоя мысль, которая пришла в голову сразу после удара молнии над дзенским садом камней - записать число «34» двоичным кодом.

Вернувшись в комнату, он сел за стол и взял в руку карандаш. Как это делается, он помнил с института. Тридцать четыре получалось из двух в первой степени плюс два в пятой. Коэффициенты при всех остальных степенях, от нулевой до четвертой, были равны нулю. Эти коэффициенты следовало записать справа налево. Результат был таким:

Степа сразу понял, что у него получилась еще одна гексаграмма «Книги Перемен». Это становилось интересным. Он набрал номер Простислава.

- Але, Простислав? Срочно консультация нужна. Что это такое - вторая и шестая линии сплошные, а все остальные - прерывистые?

- Ошибки молодости, - ответил Простислав.

- Что - ошибки молодости?

- Гексаграмма такая - ошибки молодости. Номер четыре. Мын по- китайски. Другой перевод - недоразвитость…

- Понятно… - прошептал Степа.

- Понятно? Ну и ладушки. Ты как сам-то? Я слышал, у тебя как бы сложности?

- Пустяки, - сказал Степа. - У големов нет проблемов.

- А… Это до тех пор, пока у матросов нет вопросов, хе-хе… Ну покедова. Пойду того… валенки чинить.

Степа положил трубку. С числами все было ясно до тошноты. И с людьми тоже. Он подумал, какие у него еще остались дела. Можно было проверить автоответчики на двух московских квартирах - он давно их не слушал. Первый оказался пустым. На втором было одно новое сообщение.

- Привет, - раздался в трубке невозможный голос. - Это Сракандаев. Не знаю, какой это номер, домашний, рабочий, и твой ли вообще. Такой дали. Я уже в Москве, а ты, наверно, еще в Питере. Слушай, если не считать некоторых чепуховостей, все просто волшебно.

Закрываю глаза и смеюсь… Ладно, сам не люблю телефонные нежности. Все при встрече. Пожелаю тебе самых разных клевостей. А главное - чтобы ты, Степка, всегда слышал тихий голос истины…

Раздались гудки. Степа нажал звездочку, потом четверку. В трубке пискнуло, и механический голос сказал «no message»«Нет сообщений.». Сракандаева больше не существовало.

Комментарий к пятой позиции гексаграммы «Мощь Великого» обещал: «раскаяния не будет». А оно было. Несмотря на двойные вилы, Сракандаева было жалко. И не только из-за пропавших денег. Точно так же Степе было жалко сбитого машиной ослика, которого он видел ребенком на отдыхе в Сухуми. Но что теперь оставалось делать? Раскольников в похожей ситуации пришел к людям, чтобы сказать: «Это я убил». Степа мог бы, конечно, выйти на ступени перед памятником Достоевскому, надеть грязные сракандаевские уши и зареветь на всю площадь: «И я! И я! И я!»