Артур Таболов - Водяра

Следующий удар был решающим. По приказу директора Федеральной пограничной службы РФ генерала армии Николаева российские погранзаставы были выдвинуты на полтора километра на территорию, которая считалась нейтральной. Туда же были перенесены таможни. Изменился режим проверки: из каждой цистерны брали пробы. Если обнаруживалось, что вместо декларированных виноматериала и коньячного спирта в цистернах просто спирт, машину через границу не пропускали. Поскольку же спирт был у всех, а платить пошлину никто не хотел или не мог, никого и не пропускали.

Очереди у переходов Верхний Ларс и Нижний Зарамаг на Военно-грузинской дороге и Транскавказской автомагистрали превратились в пробки. В них, как при гигантской автомобильной аварии на скоростной трассе, втыкались все новые и новые спиртовозы, плотные колонны из тысяч машин растянулись на десятки километров.

Началось многомесячное противостояние, которое журналисты сразу назвали большой спиртовой войной. В историю постсоветской России была вписана еще одна страница, связанная с водкой.

В России все связано с водкой.

Осенью 1996 года всем серьезным людям стало ясно, что покушение на президента республики Северная Осетия - Алания Ахсарбека Хаджимурзаевича Галазова неизбежно. Угроза исходила не от его политических противников, которых было не так много и которые не отличались особой кровожадностью. Причина была совсем иная. Она крылась в ситуации, которая постепенно складывалась в самом успешном и динамично развивающемся водочном бизнесе.

Если все хорошо, значит что-то нехорошо.

Еще ворон не каркнул, еще суслик в степи не свистнул, еще шли и шли из Хьюстона в Поти через осеннюю штормящую Атлантику тяжелые танкеры и сухогрузы с американским спиртом, еще колонны спиртовозов беспрепятственно, за малую мзду, проходили через таможни и насыщали сырьем ликероводочные заводы Владикавказа, еще железнодорожные составы с дешевой осетинской водкой следовали привычными машрутами в московский регион, в Сибирь и на Дальний Восток, но все уже понимали, что бесконечно долго так продолжаться не может.

Выводы из этого понимания, основанного не на фактах, а на ощущении незаметно нарастающего неблагополучия, делались прямо противоположные. Одни брали в банках многомиллионные кредиты под залог недвижимости и ценных бумаг и с панической поспешностью, с какой население перед войной сметает все с магазинных прилавков, проплачивали контракты на поставки американского спирта. Другие, как Тимур Русланов и его компаньон Алихан Хаджаев, строили собственные спиртзаводы, скупали на корню пшеницу и рожь, арендовали животноводческие комплексы и молочно-товарные фермы, поставляли им барду. Первые способствовали развитию банковского дела в республике, вторые оживляли захиревшие земледелие и животноводство. Водка активизировала деловую жизнь Северной Осетии, как постоянный приток свежей крови дает энергию организму, ослабленному долгой болезнью.

Азарт предприимчивости захватывал и тех, кто не был связан с водкой. Так быстрая уличная толпа побуждает шевелиться даже самых неповоротливых, а чужой успех рождает стремление его повторить. Владикавказский "Электроцинк" скооперировался с Норильским комбинатом и наладил производство сплавов, пользующихся большим спросом. На многочисленных оборонных заводах, оставшихся без госзаказа, искали свободные ниши на рынке и заполняли их своими ноу-хау. Как всегда, когда у людей появляются деньги, развивались строительная индустрия, торговля, сфера услуг. Но Северная Осетия по-прежнему оставалась дотационной, и это давало Москве мощный рычаг для воздействия на руководство республики.

До поры до времени президенту Галазову удавалось сохранять паритетные отношения с федеральным центром. Кремль не лез в дела Осетии, Галазов был гарантом того, что республика остается надежной опорой России на Северном Кавказе, инфицированном заразой сепаратизма. Хасавюртские соглашения 1996 года с мятежной Чечней не уменьшили значения политической составляющей, так как в Москве понимали непрочность наступившего мира. Но после встречи премьер-министра Черномырдина с Галазовым в перерыве между заседаниями Совета Федерации, членом которого был президент Осетии, стало ясно, что в отношениях республики и центра наступает новый этап.