Виктор Курочкин - Записки народного судьи Семена Бузыкина

— Я сроков не назначал. А зачем расписка? — спросил Петр.

Директор ответил вопросом:

— А если не скажу, то не дашь?

Петр засмеялся и написал, что работа выполнена хорошо.

— А на открытие завода, смотри, пригласи, не забудь, — сказал директор и заторопился поскорее уехать.

«Для приличия сказал… Не приедет… Дай позвоню, — Петр крутнул ручку телефона, но трубку не снял. — А что, если приедет? Обязательно приедет — порадоваться моему провалу».

Пришел счетовод и выложил перед председателем кучу бумаг. Петр начал читать какой-то акт, но ничего не понял. Прочитал еще раз и опять не понял.

— Да что это такое? — воскликнул он и отшвырнул акт в сторону. — Давай, что еще там.

Счетовод подсунул на подпись поручение с банковским чеком. Петр, не глядя, подписал.

— Петр Фаддеич… — простонал счетовод. — Последний чек, и тот испортил!

— Почему испортил?

— Не так расписался. Я постоянно твержу: на чеках надо расписываться одинаково. А вы как маленький…

— А вы бюрократы дохлые! — раздраженно крикнул Петр и выбежал на улицу. Вскочив на велосипед, он погнал его на Лом.

— «Как маленький»… Учитель нашелся, — всю дорогу бормотал Петр. Его злило не то, что сказал счетовод, а то, что тот даже не вспомнил о заводе. Подъезжая к Лому, Петр немного успокоился, но когда увидел Лёху Абарина, спавшего около печки под полушубком, чуть не задохнулся от гнева. Сбросив с Лёхи полушубок, он принялся что есть силы трясти бывшего председателя. Обалдевший Лёха вскочил на ноги.

— Спишь… Спишь… — зловеще прошипел Петр.

— А чего делать? — лениво протянул Лёха.

— «Что делать?»! «Что делать?»! А кто за топкой будет смотреть? У-у-у! Черти!

Лёха равнодушно ответил:

— А чего теперь за ней смотреть?.. Со вчерашнего дня не топим.

Петр заглянул в топку. Она была вся темно-малиновая и, словно пухом, одевалась белым пеплом. Чтобы поправить свое поведение перед Лёхой, Петр спросил:

— Как ты думаешь, Алексей Андреич, долго она будет остывать?

— К вечеру должна остыть.

— А что Максим говорил?

— Максим то же говорил: вечером выставлять будем.

— Так и сказал?

— Да, так говорил… А кто его знает — может, и не остынет…

Петр брезгливо посмотрел на Лёху и, не сказав больше ни слова, поехал в Лукаши. Острое ощущение злости пропало, осталось раздражение, тупое и ноющее.

«Вот взять хоть этого Абару… Сам строил завод, а говорит: „Не знаю, может, и остынет…“ Да разве он болеет за него? И все такие, ко всему равнодушные. Как будто это мне одному надо. Я же для них стараюсь…»

Председателю хотелось встретить человека, который бы сказал: «Переживаешь, председатель… Ничего, ничего, потерпи, — все будет хорошо!» Как он хотел этих слов! Но никто его, казалось, не понимал, и каждый тянул свое. Когда он заехал к Матвею в кузницу, тот даже словом не обмолвился о заводе и с полчаса толковал ему об испорченном горне и о подковах. Конь тоже ничего не нашел другого, как завести долгую и нудную беседу о силосе и клевере. Случайно Петр забрел в конюшню и увидел там Екима. Старик чинил хомут, наверное, вдвое его старше и до того ветхий, что если б его ударили об угол, от хомута остались бы пыль да веревки, которыми он весь был перетянут. Петр подсел к Екиму и осторожно заговорил:

— Как ты думаешь, дедушка Еким, хорошая это штука — кирпичный завод для колхоза?

— Знамо, дело хорошее, коль пойдет… — не договорив, Еким стал искать шило.

Петр тупо посмотрел на старика и процедил сквозь зубы:

— Брось эту рухлядь!

— Никак, ты говоришь — лось пухнет? — переспросил старик. — Где? В болоте?

— Хомут! — крикнул председатель. — Чинить еще такую рвань! — Схватив хомут, Петр выбежал из конюшни и, размахнувшись, бросил в канаву, потом, не простясь с Екимом, поехал куда глаза глядят.

Еким покачал головой, и, обращаясь к жеребцу, сказал:

— Вот как без бога жить. Видишь, как черти его одолели. Так и шпыняют, так и шпыняют под бока…

До пяти часов вечера Петр бесцельно бродил по Лукашам. Председателя останавливали, о чем-то спрашивали, и он что-то отвечал. Но кто спрашивал и что он отвечал, Петр не помнил.

После того вечера он старался избегать встреч с Ульяной. Ульяна же сменила свою любовь к председателю на лютую ненависть. Когда мимо нее с опущенной головой прошел Петр, она отвернулась и громко сказала:

— Шляются тут разные, малохольные!

В конце концов Петр не выдержал и сам пошел к Максиму. Когда он открыл дверь, ему показалось, что в доме щепают дранку. Петр боязливо переступил порог и увидел на кровати спящего Максима. Тот храпел, открыв рот и уставив в потолок бороду Петр чуть не заплакал.