Артуро Перес-Реверте - Боевые псы не пляшут [litres]

– Ну и работенку ты себе нашел, – сказал он.

– Не хуже других, – ответил я. – По крайней мере, это лучше, чем танцевать на задних лапках в цирке. Или в полиции служить.

Он раздумчиво покивал, как бы оценивая мои слова, и все глядел на меня, а язык наполовину вывалил наружу как намек на любезную улыбку.

– Так или иначе, наш здоровяк недавно оставил это ремесло, – сказала Марго, лежавшая по другую сторону желоба.

Тео заинтересовался еще больше:

– Почему же?

Спрошено было спокойно, без намека на подвох и подковырку. Я пригубил, утер пасть и наконец сказал:

– В этом деле если вовремя сам не унесешь ноги, тебя унесут.

Он не сводил с меня глаз, размышляя над моими словами. Потом шевельнул ушами, как бы в знак согласия.

– Меня зовут Тео.

– Арап, – ответил я.

Мы соприкоснулись передними правыми лапами и продолжали молча выпивать. И тут на наш Водопой нагрянула свора – шесть драчливых псов, ищущих, с кем бы сцепиться, а также претендующих на внимание Сюзи. Однако начали они с меня.

– Это ты, что ли, тот самый бойцовый пес? – невежливо прогавкал один.

– Не помню.

– А я вот вспомнил тебя… Это тебя ведь, падла, кличут Арапом?

– А если даже и так, что с того?

– А то, что за тобой должок.

Вмешательство Марго, попросившей вести себя прилично, действия не возымело. Главарь заявил, будто в каком-то притоне я в бою суродовал, как он выразился, его двоюродного брата. Кстати, вполне возможно – всех не упомнишь. Но дело в том, что эти шестеро были отпетые сволочи, шваль, сброд, годный только крыс душить, мусорные баки опрокидывать да нападать всей оравой на одного. Подонки собачьего общества.

– Да, парнишка… – напирал этот субъект. – Изувечил ты моего кузена. Живого места не оставил на нем. По твоей вине он кончил жизнь на дне колодца.

После третьей порции анисовой все шестеро принялись подзуживать друг друга, а потом ощерились, залились лаем и накинулись на меня. Шестеро же, скажу я вам – это многовато даже для профессионала. Я распорол брюхо одному, оторвал ухо и располосовал морду другому, а потом приготовился подороже продать свою шкуру, меж тем как остальные впивались мне зубами в колени и в шею, подбираясь к яремной вене. И явно собирались спровадить меня на тот свет.

– Да они ж его сейчас разорвут, шпана проклятая, – всполошилась Марго.

И тут Тео, который до этой минуты придерживался старинного и мудрого правила «не тебя… это самое – не подмахивай», а потому наблюдал за происходящим в отдалении, не суясь, куда не звали, пересмотрел свою модель поведения и зашел с козыря, бросившись ко мне на выручку. Ну, что тут скажешь? Помесь мастифа с филой бразилейро на пару с родезийским риджбеком – это очень серьезно, так что уже через мгновение с морд наших капала кровь, трое мерзавцев валялись на земле, а остальные, поджав хвосты, удрали.

– Даже выпить спокойно не дадут, – посетовал Тео, утирая морду.

И вот тогда-то, под одобрительным взглядом Марго – Агилюльфо, присутствовавший тут же, держался на почтительном расстоянии, а ушами изображал букву V, время от времени изрекая какие-то суждения: по-древнегречески, думается мне, – мы с Тео и стали друзьями. Самыми лучшими, самыми близкими. Да, таковыми и оставались бы, не появись в нашей жизни Дидо.

Когда взошедшая луна посеребрила воды канала, я прогавкал Марго «до скорого!» – Агилюльфо к этому времени уже удалился, выписывая нетрезвыми ногами кренделя и бормоча какую-то чушь, что, мол, отныне жить будет в бочке, – а сам медленно побрел к дому, если словом этим подобает называть амбар, который я сторожил.

Повторю сказанное: я не блещу умом. И даже не очень смекалист. И годы, проведенные на Водопое, не способствовали ясности мыслей – они порой мчатся у меня, как вихри. И все же надо быть тупым как конь… да нет, я ничего плохого не хочу сказать: эти четвероногие – славные ребята, но в смысле сообразительности незамысловаты, как дверная петля, да, так вот, надо быть тупым как конь, чтобы не понять, какая судьба ждет бойца, если он не сумеет оставаться на высоте. Либо он свинтит вовремя от своего хозяина, либо его уберут. И закопают где-нибудь.

Но, понимаете, я не из тех, кто сбегает. Не та порода – у нас свои правила и понятия. Хозяин есть хозяин. Плох он или ничего себе, но мой вот, к примеру, вытащил меня, одиннадцатимесячного брошенного щенка, из клетки, где я томился вместе с другими бродягами. И я перед ним в долгу. Однако люди не умеют хранить верность так, как храним ее мы. Особенно если речь идет о собачьих боях. Ясно представляя свое будущее, вернее, отсутствие его, я припомнил, что, как говорится, болезнь легче предупредить, чем вылечить, и, пока от прожитых лет и скопленной усталости не стал полной рухлядью, которой место на свалке, надо показать, что прок от меня может быть не только на ринге.