Так – относительно благополучно, если не говорить о постоянном внутреннем напряжении – прошли два с половиной года. Но тут мама заболела воспалением легких…
Мухитдин этого особенно боялся. «Остерегайтесь простуды. Будьте очень осторожны, никаких переохлаждений. Легкие берегите», – постоянно твердил он маме. Так нет, случилось же…
Мама похудела, осунулась, ослабела. В больнице сделали все, что смогли – но при этом сообщили мне ужасные новости: появились метастазы – и в легком, и в костях. То есть случилось то, чего мы все время боялись: ведь мы знали, что мамины пораженные раком лимфоузлы – носители метастаз.
Трудно описать мое отчаяние. Наверно, теперь и Мухитдин ничем не сможет помочь, думал я, а сам уже держал в руках телефонную трубку. Но Мухитдин, выслушав меня, коротко сказал:
– Приезжайте поскорее. Недельки на две.
Мама очень удивилась. «Опять в Наманган? Зачем?» Пришлось наврать, что я себя чувствую неважно, беспокоит то, другое… Словом, хочу посоветоваться. Ну, а уж она – за компанию, провериться…
Мама так ничего и не заподозрила, слава богу.
В больнице врачи не могли понять: почему я скрываю от нее беду. Здесь, в Америке, иные традиции, иные моральные представления. А, может быть, здесь врачи боятся брать на себя лишнюю ответственность… Может быть. Но мне важнее было душевное спокойствие мамы. И Мухитдин поддерживал меня в этом. Он говорил – чем меньше больной думает о своих недугах, тем лучше борется организм, тем легче его стимулировать, тем больше шансов на выздоровление.
…Знакомый наманганский кабинет, сосредоточенное лицо доктора, в котором сейчас заключены все мои надежды… Как долго он держит мамину кисть! Никогда не слушал пульс так долго… Он разговаривает с мамой, шутит, пытается улыбаться. Вот задымил сигаретой, все не отпуская руку.
– Ну, как там моя онкология? – спросила мама.
– Онкология? А что это? – улыбнулся Мухитдин. – Валера, а ты знаешь, что это такое?
Наши взгляды встретились. Необычный у него был взгляд, уставший, без всегдашней искорки. Да, я правильно понял, почему он так долго держит мамину кисть. Все отказывается принять отчет пульса, пытается почувствовать едва уловимый сигнал артерии, опровергающий диагноз. Но тщетно…
– У вас все нормально, Эся-апа, – ответил он, наконец, маме. – Только простуда все еще есть немного. Ну, ничего. Дам хорошее лекарство.
Тут мама потребовала, чтобы доктор занялся мной. Я еще не успел придумать, на что бы мне пожаловаться, как Мухитдин, прослушав мой пульс, сообщил:
– Вот здесь побаливает… – Он указал на мое правое подреберье. – Закупорка печени.
Как всегда, он был прав. Именно сейчас, в Намангане, у меня начались покалывания и рези как раз там, куда он ткнул меня пальцем.
– Ничего страшного, – успокоил маму доктор. – Выйдем, Валера, я дам тебе лекарство…
Мы вышли – и доктор, закурив очередную сигарету, сказал мне:
– Валера, у мамы на сухожилия пошло. С легкими тоже нехорошо…
Мы помолчали. Я, собственно, все уже знал и сам. Но я все надеялся… Да я и сейчас, как маленький, ждал: а вдруг Мухитдин чем-нибудь поможет?
И он, заглянув мне в глаза, серьезно сказал:
– Года два-три обещаю. Продержимся… А сейчас отвезем вас отдыхать. Увидимся вечером.
Мы вернулись в кабинет за мамой и Абдураим, племянник Мухитдина, отвез нас в наше временное жилище. Это была квартира на пятом этаже, с балкона ее открывался прекрасный вид на город, на широкую долину. Мы видели, как у ближних домов – кто с кетменем, кто с рассадой – копошатся люди в огородах. Стояло начало апреля, обычно теплого в Намангане, но в том году он выдался прохладным. Сыровато было и в квартире. Об отоплении в апреле здесь не было и речи. Не было горячей воды… После комфортного американского быта маме взгрустнулось. А у меня и без того на душе было черным-черно.
– Как мы здесь проживем десять дней? Как? – вздохнула мама. – У меня даже нет сил что-нибудь сварить…
Но зря она тревожилась. Раздался звонок, в квартире появились жена Мухитдина Фатимахон и его восемнадцатилетний сын Хасанбой, нагруженные свертками. Фатимахон действовала энергично и умело. На плите запел чайник, электрообогреватели напоили квартиру теплом, а ловкие руки Фатимахон заполнили холодильник продуктами. И тут же загремели на кухне кастрюли, запахло чем-то вкусным – да можно ли было спутать? Это варился плов, настоящий, узбекский… А пока он поспевал, мы уселись за чай – и полилась музыка мелодичнейшего узбекского языка.
Читать дальше