Эрик Бутаков - Выруба

— Я поставлю! — сказал Олег и побежал, чтобы разогреться, в сторону мишени. Ерёма поднял ствол вверх и отвел его влево.

— Как в копеечку! — крикнул Олег, поднимая пробитую пачку над головой. — В самый центр.

Прицепив пачку обратно к стеблю, он громко спросил:

— Видно?

— Нормально! Давай назад.

Запыхавшись, Олег вернулся и уточнил:

— Почти точно в центр.

«Ладненько, — подумал Ермолай. — Значит, уже не облажался». Это его успокоило, и следующие два выстрела он уверенно отправил в цель.

— Хорошая машина! — оценил Батя, отнимая от глаз бинокль. — Молодец.

— Э! Орлы! — крикнул из будки Микумин. — Вы жрать собираетесь?

— Идем-идем, — ответил капитан. — Пошли, мужики, — ехать пора, времени много.

Простая русская еда: шпроты, сало, хлеб да водка, дополнялась ломаной холодной курицей, солеными огурцами в полиэтиленовом пакете и банкой кабачковой икры, тоже замерзшей. Но что может быть вкуснее этого в поле, особенно если есть ещё и термос со сладким горячим чаем. Перекус — минутное, но очень важное дело! За это время нужно успеть выпить две бутылки. Легко!

— Боре побольше налейте, чтобы он в следующий раз, если вляпается, так чтобы навсегда, до весны примерз! — пошутил Вичик, и сам засмеялся над своей глупой шуткой.

— А Вичику вообще не наливайте — он от природы пьяный! — ответил за Бориса Батя. — Сколько его знаю — он всё веселится, когда другим не до смеха — рахит жизнерадостный! Молчал бы лучше, а то ведь точно сглазишь!

— Я о Борисе Семеновиче забочусь! — наклонив набок голову и всасывая огуречный рассол с откусанного огурца, пояснил Виктор. — Кто из вас о водителе позаботится, если не я? Посмотрите, как Борис Семенович промок, а ему ещё рулить.

— Ну и отдай ему свою долю!

— Не, — брызнуть на дорожку — это святое. А для Бориса Семеновича я вечером специально стопочку налью — под баньку.

— Да уж! Отмазываться ты научился, старый прапор. Красиво поёшь. Опыт, приобретенный на вещевых складах — великое дело! У тебя недостачи были?

— Никогда!

Так с прибаутками две бутылки, и стол опустели. Боря с капитаном ушли в кабину, машина закряхтела, дернулась и поползла на выруба.

Ермолай достал из кармана узкое кольцо лейкопластыря, оторвал короткую полоску и обмотал ей спусковой крючок.

— Это ещё зачем? — поинтересовался Олег.

— Палец примерзает на морозе. Сейчас стрелял, чувствовал, как железо «кусается».

— А приклад и цевье у тебя обмотано — они же не железные? Для маскировки?

— Уху. И сохраняется так лучше — всё равно же в машине нет-нет да о что-нибудь стукнешь. Логично?

— Грамотно.

Олегу позарез нужно было поговорить с Ерёмой на одну тему, он знал, что нужно подружиться, а значить, нужно поддерживать беседу. Ермолай это тоже понимал: «А, пусть».

Болото кончилось, машина пошла вверх по просеке.

— Так, парни, кто в загон — скидывайте маскхалаты — подъезжаем.

Загонщики стянули белые куртки, подтянули ремни на унтах, чтобы снег не забивался, завязали ушанки «по лыжному», глотнули из одной кружки по кругу горячего чая — погрели горло, и были готовы. Стоп машина. Щелкнув отошедшей обшивкой, дверь кунга открылась.

— Загонщики, ко мне.

Макарыч показал направление, объяснил, кто куда, захлопнул дверь будки, прыгнул обратно в кабину.

Хрустя снегом, темные фигуры пошли по узкой тропке в бок, а остальных закачало в машине по направлению к номерам.

На этот раз Ермолай встал на номер первым. Справа от него начиналась чаща, а слева вниз уходил косогор с редкими березами. Пол километра можно было простреливать не загадывая. Передернув затвор, Ерёма загнал патрон в патронник. Потом привычным движением отстегнул магазин, добавил в него ещё один патрон и вставил магазин на место. Щелкнув вертикальную риску на «400», — на всякий случай, — он достал из кармана тонкие матерчатые, китайские белые перчатки и надел их. Для тренировки повскидывал карабин к плечу, размялся, осмотрел в прицел сектор обстрела, остался доволен: нормально, выбегут — не промахнусь! И уже после сунул руки в теплые рукавицы: как только послышится гон, он сбросит рукавицы под ноги и останется в перчатках — так удобней и железо «не кусается». Притоптав снег, он взглянул, кто стоит справа.

На соседнем номере стоял Олег Кайгородцев. Он ждал, когда обернется Ермолай, и как только тот посмотрел в его сторону, махнул ему рукой. В ответ Ермолай поднял руку и кивнул головой — заметил.

Номер Олега был не самым удачным. Бурелом сухого кустарника и мелких сосенок начинался в двадцати метрах перед ним и был настолько густым, что рассмотреть, что там за буреломом не представлялось возможным. Это не совсем хорошо: во-первых, сектор обстрела с гулькин нос, а во-вторых, загонщиков не видно — пальнешь — ненароком зацепишь. Увидев номера, эти балбесы, как правило, замолкают, но в чащу они, скорее всего, не полезут — выйдут на соседний номер. Так что, видимо, обойдется, даже если они замолчат. Капитан решил, что номер будет здесь — ему видней, не поспоришь. Олег был уверен, что капитан его недолюбливает. Но почему? На службе в училище все шло нормально — по финансовой части замечаний не было. Да и какие могут быть замечания по работе, если бюджет расписан с начала года? Просто нужно вовремя выдать денежное довольствие, проплатить в срок отчисления и плату за коммуналку, что-то получить, что-то списать, что-то учесть и поставить на баланс — плевое дело — это же не коммерческая структура. Нарушений не было, а мелкие неточности — ну, у кого их нет? — на то и работа. Бухгалтера работу свою знали — старые тетки не первый год в финчасти. Про маленький бизнес на стороне никто знать не мог — зарегистрировано всё на других. То, что он коллекционирует купюры с номерами, состоящими из одной цифры — так это хобби у него ещё с советских времен, и эти купюры — его зарплата — никого не касается, как он распоряжается собственными деньгами. Однако Макарыч все равно его не любил.