Эрик Бутаков: Бульвар Постышева

Он уже порядком набрался. Точнее, набрался-то он вчера, а сегодня просто любуется солнечным утром и размышляет о вчерашнем решении, продолжая потихоньку напиваться. Все легко, просто, солнечно и свежо. Вся жизнь безумной каруселью, короткими кадрами мелькает в голове, вспоминается всякая чушь, когда-то прочитанные книги, люди и события, слагавшие его жизнь. Наверное, так будет легче проститься с прошлым, если воспоминания смешать с мечтами, незаконченными фразами, выдуманными историями, размышлениями и, непонятно откуда взявшимися, галлюцинациями. Жизнь его больше не пугала, смерть не волновала — как будто прозрел, как будто сбросил с плеч неимоверно тяжелую ношу, которую тащил все это время. Прошлое прошло, а будущего может и не быть! Время не имеет значения — день, год, годы — какая разница? Когда наступит конец, любой срок покажется мигом, потому что назад не будет пути. Любая жизнь, какой бы короткой или длинной она не была, станет мимолетной тенью на склоне горы — пшик… и всё!

Он не будет больше бояться — самое страшное, как не крути, неизбежно. Он не будет больше лгать — незачем и некому. Нет смысла говорить правду или ложь — все равно никто не поверит. Он не будет больше любить, потому что не будет больше ненавидеть. Да он, наверное, просто пьян и поэтому несет всякий бред, разговаривая сам с собой. Но разве не интересно узнать откровения человека перед собой самим в минуты пьяного прозрения.

___________________

— Сколько способов покончить с жизнью, уйти из неё, решив все проблемы?

— Четыре. Всего четыре способа окончить жизнь:

1. Болезнь(в том числе, когда организм безнадежно состарился);

2. Катастрофа(то, что называется судьбой);

3. Убийство(не желаешь, не знаешь, но приходится);

4. Самоубийство(добровольный расчет за все, что обрыгло).

( Развить графически)

Вот и всё. Остальное, лишь разновидности, многочисленные производные этих четырех способов перехода в качественно новое состояние, именуемое «Смерть». Перекрестись на все четыре стороны, и в путь — жди, когда твое настанет!

— Мясо с помидорами сделать или так пожарить? — Архип вышел из кухни с жирным ножом в руке.

Эта цыганская душонка всегда умела жарить мясо.

На кухне шипела сковорода, и вкусный запах жарёхи заполнял квартиру.

— Как хочешь, — ответил Андрей, перебирая листы на столе. — Это ты сам написал?

— Не, это мы вместе с Бонюэлем и Марио Пьюзо — для любимых женщин. Про солнце в бокале и четыре способа ухода из жизни — я придумал. А всё, что с соплями — Бонюэливское и Пьюзо. Петровна вчера заходила. Ловушка для разочарованных. Безотказная! Короче, я с помидорами жарю.

Архип пошёл готовить дальше.

Андрей пришел к нему на кухню:

— Что, опять встречаетесь?

— Есть маленько. Два года, два месяца и два дня не виделись, потом встретились. Тыры-пыры, чё-почём, «Приезжай, — говорю, — один живу». «Приеду» — говорит. Я листики на столе разбросал. Этот сверху положил. Безотказный вариант — все попадаются. Писатель! Всем охота с писателем. Лучок подай.

Андрей достал из пакета головку лука, подал.

— Я побольше лучка накрошу, чисто для запаха, как ты говоришь, — Архип строгал на доске продукты. — Ну вот, приехала, понюхала — бабами не пахнет. Расслабилась. Выпили вина. Потом — всё остальное. Знаешь, Андрюха, давно не виделись — видимо отвык. Пять лет жили — всё устраивало. Два с небольшим года не вделись — человека, как подменили. Честно сказать — повзрослела и потолстела. Таз — большой и каменный. Как ящик с патронами отжарил. А что поделаешь? Тридцать лет для бабы — возраст. Это тебе — ни те двадцать два. Другая, но с похожей….. Ну, короче, разочарован я.

Архип махнул рукой, в которой был нож. Нож, за что-то зацепив, звякнул.

— А какая девчонка была?! А? Белокурая осень. «Волосы, как воск текли с плеча». Ножки длинные. Любил, чего скрывать. Во, время! — девок совсем не жалеет! Не удобно, даже как-то смотреть, вроде на чужую жену пялюсь. И она отвыкла. Стесняется. Голая сидит — прикрывается рукой, как малолетка. А ведь мы провели с ней весьма бурную жизнь. Ну, да Бог с ней, я — не об этом. Короче, пока я в душ ходил, она прочитала этот лист. Я знал, что в бумаги залезет. Любопытная же. Прочитала, всплакнула для виду, давай меня жалеть. Я ей говорю:

— Не плачь. Все прошло, чего жалеть. Хочешь, я тебе стихи напишу?

— Хочу, — говорит.

Я тут же, с ходу, царапаю. (Где-то там листок лежит, зелёной пастой написано… Если не забрала…) Сейчас посмотрю.