Дмитрий Лиханов - Звезда и Крест [litres]

На седьмом барашке в операционную вошли Петрович вместе с ассистирующим хирургом. В стерильное облаченные. Изготовленные к работе, которая невесть сколько продлится и чем закончится.

На десятом барашке уже и лицо покалывало. На двадцатом, как сквозь туман, заскрипели связки Петровича:

– Время семнадцать ноль-ноль. Начинаем.

Последнее, что почувствовал Сашка, – яркую вспышку лампы и тугую трубку во рту.

Потомственный русский офицер Владимир Петрович Еременко мог проследить свою родословную аж до восемнадцатого века, когда пращур его, поручик Василий Лесковский, сперва громил отряды польских конфедератов, а впоследствии и собственных смутьянов под водительством Емельки Пугачева, коих кромсал без устали и в Бузулуке, и в Уфе, и в Оренбурге. Бился и с басурманами. Даже бригадира их Салавата Юлаева взял в полон, за что генерал-аншеф Петр Иванович Панин самолично произвел его в капитаны.

Внук капитанский сражался при Бородине в составе Второго кавалерийского корпуса генерал-майора Корфа и пал смертью храбрых от французского штыка во время рукопашной при защите батареи Раевского.

Ближние предки Петровича сражались впоследствии за Врангеля в Крыму и за Блюхера по ту сторону Перекопа. Бились друг с дружкой, быть может, даже в одном бою, быть может, даже целясь друг в друга, да по милости Божьей в мясорубке Гражданской войны уцелели. Один еще несколько лет будет клясть евреев и продажность русских в Париже, покуда не скончается от чахотки в самом начале тридцатых годов. Другой пройдет Военную академию РККА, доберется до полковничьего чина, а с началом новой войны возглавит мотострелковый полк 30-й армии Западного фронта. В той же армии воевал и сын его Петя, выпускник Военно-медицинской академии Красной армии им. С. М. Кирова. Капитан медицинской службы. Вяземский котел, в котором доблестные наши военачальники сварили заживо поболее трехсот тысяч солдат и ополченцев, а еще шестьсот тысяч ребятишек и мужиков угодили в фашистский плен, навечно останется в анналах отечественной военной истории как памятник преступному разгильдяйству, презрению к собственному народу и надменности барской его вождей. Угодил в котел и Петр. Медсанбат его вместе с ранеными ювелирно расхерачила фашистская авиация. Капитан, по счастью, в бомбежке этой выжил, хоть и на оба уха временно оглох. Шел с еще несколькими бойцами лесами незнамо куда. Нарывался несколько раз на немецкие патрули. Терял этих самых бойцов. И снова шел, словно тать в нощи. Не хозяин земли русской. Но изгой. Преследуемый и гонимый. Полковник тем временем вместе с остатками своего полка отступал по октябрьской грязи в сторону Можайска и не чаял встретить сына живым. Он запил. Пьяным грозился перейти в контрнаступление. Пьяным умолял командующего отправить его на прорыв кольца простым солдатом. Но всякий раз получал отлуп и приказ хорошенько проспаться. Он и проспался. Умер во сне. Редкая смерть на войне. Почти предательская.

А вот Петя из окружения все же вышел. Прошел, как и положено, фильтрацию НКВД, был отправлен на Ленинградский фронт, где к тому времени фашисты как раз сомкнули блокаду.

С того дня тянул тягостную лямку службы в военно-полевой хирургии до самого конца, до августа сорок пятого, когда уже и немец капитулировал, и тут упросила Родина возглавить медсанбат 25-й армии 1-го Дальневосточного фронта, что освобождал от самураев Маньчжурию и Корею. Удача редкая: вернулся Петр с войны без единой царапины, если не считать сломанной в Будапеште ноги. Зато в чине подполковника. С иконостасом на кителе, поскольку оперировал без продыха бесконечных пять лет.

Сын его Володя появился на свет уже после войны, в сорок седьмом, от счастливого брака с юной медсестрой хирургического отделения Красноармейского военного госпиталя Ленинграда и, таким образом, обречен был повторить судьбу доблестных своих предков. Родительская квартира на улице Марата, неподалеку от кондитерской фабрики Крупской, где по утрам, особенно в зимнюю пору, так сладко и тепло благоухало расплавленным шоколадом, 9 Мая, как и в другие праздничные дни, полнилась благодарным народом всяческих званий и заслуг перед Родиной. Пили за золотые отцовские руки, а некоторые чрезмерно экзальтированные генеральши так и вовсе их натурально лобызали. Пили, конечно, за Победу. За павших бойцов. Слезы лили. Пели песни под гитару да под баян: «Землянку», «Где же вы теперь, друзья-однополчане?», «Вставай, страна огромная…». И с музыкой этой, со слезами взрослых возрастало в мальчике незабытое и поныне чувство сопричастности к великим вехам великой страны, имя которой СССР. Страны, за которую сражались и отдавали жизни все эти люди. Страны, за которую, если потребуется, и он отдаст жизнь без малейшего колебания. Страны, от одного имени которой, от гимна, от просторов этих от моря до моря, перехватывает дух. И – мурашки по коже.