Дарья Истомина: Леди мэр

Когда Гашка засекла пацанок впервые возле нашего дома, она мне растолковала, что эта сопливая командирша — тоже из щеколдинских. Некая Кристина, по уличной кликухе Кыся.

Сейчас они сидят, положив свои моторизованные метелки, на траве возле моей тачки — скоростного «фиата-палио». Следить им за мной легко — такого экипажа больше ни у кого в Сомове нету, да и номера московские. Лыков возвышается над ними как потная гора и дует свой квас из пластиковой бутылки, сердито вздыхая.

— Что вы за нею таскаетесь? Что она вам? Шимпанзе?

Писюхи молчат.

— Имеет место? Кыська? — напирает мент.

— Дядя Сережа… Ну я же не одна. Мы по очереди с девчонками ее… ну как бы… изучаем.

— Зачем?

Писюхи возбуждаются и трещат, перебивая друг дружку.

— Тихо! Всем! Давай ты, Кристина…

— Ни фига вы не врубаетесь, майор. Интересно же — жуть! Как ходит, как держит себя, одевается прикольно, красится… Духи, между прочим, только классическая «Шанель».

— Ну и что? Твоя мать тоже душится будь здоров. Таким ароматным запахом. Тоже женщина. Положено.

— Сравнил! Моей Серафиме что за шкирку ни залей — все одно колбасой с ее мясокомбината несет. Коптильней. А тут — класс! Все как надо! Понимаешь? Другой такой у нас нету.

— Пусть так. А хвостами за нею таскаться — это прилично? Ведь уже почти что взрослые девушки.

— Вот именно что «почти что». Мы к ней близко и подойти боимся. Кто мы, а кто она! И мы не просто так… А давно уже…

— Что «давно»? — не понимает Лыков.

— С прошлого года все вырезки про нее из газет и журналов собираем! Фотки! «Дочь Большой Волги!», «Бизнес-леди!» — с явным к нему пренебрежением фыркает Кыся.

Подружка подхватывает:

— Ага! Даже в Москву на электричке мотались. Посмотреть хоть издали, как она на своем «мерсе» в свой обалденный офис заезжает!

— Делать вам нечего, девки.

— Ну вы прям как дебильный. Про жизнь думать-то надо? Если она сумела, так, может, и кто-нибудь из нас сможет.

— А… Это как бы курс молодого бойца, что ли? Кыся?

— Я же серьезно, а вы хихикаете. А я вот не понимаю… Мы! Все! Просто шизанулись уже. Это же как настоящая королева вернулась! Верно?

— Допустим…

— А зачем, Лыков? Такого миллионера в мужья оторвала, с самим президентом чаи распивала, небось из Парижа не вылезала! И вдруг бац — в нашу дыру.

— Значит, так. Отлипните от человека, девушки! Иначе нарветесь на мои строгие меры.

— Да не пугай ты нас мерами, дядя Сережа. Ты лучше скажи, что у нее такого случилось, что она… к нам?

— Повторяю! Больше никаких наружных наблюдений!

— Подумаешь! Да за нею весь город наблюдает…

Вот тут эти недомерки совершенно правы.

Я едва ступила на родимую землю, а вокруг меня уже пошла какая-то неслышная и незримая суетня.

Ну то, что мне с ходу вернули дедово домостроение, — это я понять еще могла. Щеколдина и упекла-то меня в зону прежде всего для того, чтобы наложить лапу на особняк академика Басаргина, который он строил по своему проекту да в основном и своими руками лет пятнадцать, не меньше. В мэрии откопали какие-то официальные бумаги, из которых явствовало, что дом представляет из себя историческую и музейную ценность, и подгребла его мэрша под себя поперек всех норм и правил.

Но Щеколдину прикончила за ее шуры-муры с мужем саперной лопаткой выпущенная из дурдома на волю жена прокурора Нефедова. Основы могущества щеколдинских явно заколебались, а главное, как я понимала, в Сомове меня держали нынче не просто за внучку академика, а за этакую всемогущую полуолигархшу, главу суперкрутой корпорации «Т», которая при желании может просто купить со всеми потрохами, портом и предприятиями город Сомово и засунуть его себе в кошелку.

Какая-то инвентаризационная комиссия тут же оценила дом, сад и службы подворья академика в смешные копейки, по ценам почти столетней давности, сынок Щеколдинихи Зюнька несколькими грузовиками выволок мамашино барахлишко и мебеля, и я до сих пор балдею, что все это сызнова мое!

Похожее на удивительный корабль строение, сложенное из настоящих корабельных сосен, водруженное на цоколь из карельского природного камня, с круглыми окнами-иллюминаторами, выходящими на Волгу, крытое натуральными просмоленными деревянными плахами, с дровяными печами, внутренними трапами-лесенками, кладовками, чуланчиками, открытой верандой величиной с полстадиона, уцелело.

Полусад-полулес на подаренном деду за заслуги гектарном участке, засаженный им лично, с канадскими елями и пихтами, экзотическими лианами и кустарниками (у Иннокентия даже сакура цвела и плодоносила японская хурма и мадагаскарское ягодное дерево), был, конечно, частично испохаблен теннисным кортом с асфальтовым покрытием и идиотским гаражом на четыре машины, но я уже решила, что со временем снесу все это к чертовой матери!