Уолтер немного повысил голос, чтобы его было слышно поверх радио.
– Что я на самом деле думаю, – сказал он, – так это чем скорее вы перестанете видеть в Лео своего личного спасителя, тем лучше будет для всех. Включая тебя. Включая нас.
Мелоди сделала радио погромче. Она не хотела, чтобы Уолт погубил ее надежду. Он никогда не верил в «Гнездо», и иногда ей казалось, что он почти доволен, что оказался прав. Она верила, что Лео сегодня что-то решит. В ее день рождения! С самого утра она будто готовилась к свиданию. Купила новое платье (по секретной кредитке, вот насколько она была уверена в Лео), сходила на маникюр, откопала хорошенькие висячие сережки с бриллиантами (ненастоящими), которые Уолт подарил ей после рождения девочек. Она еще раз взглянула на себя в зеркало. Возможно, сережки были уже перебором. Не надо было использовать столько средств для укладки. Она принялась поправлять челку. Мелоди всегда было не по себе рядом с братьями и сестрой, она немножко нервничала. Она видела, как они оценивают ее одежду, осуждают Уолта. (Как они смеют! Они бы не распознали доброго, хорошего, способного человека, даже если – ну, даже если бы их сестра вышла за него замуж.) Она покачала головой. Сегодня все будет по-другому. Все уже по-другому.
Уолтер покрепче взялся за руль, проглотил то, что хотел сказать, и с тоской подумал о том, как придется ехать домой с Мелоди, которая превратится в полутруп. Он даст ей денек-другой прийти в себя после того, что произойдет сегодня с (или без) Лео, а потом снова выставит дом на продажу. Им, конечно, предстояли непростые недели, и он сожалел об этом, но еще ему хотелось побыстрее приступить к необходимым переменам. Они справятся. Мелоди соберется. Она всегда собиралась. Он всегда мог на нее положиться.
Луиза в нетерпении топталась у двери учебного центра на Западной Шестьдесят восьмой улице, глядя на грозные тучи, быстро бежавшие перед холодным фронтом, который нес более типичную для этого времени года погоду. Собирался дождь, и Луиза хотела попасть к Джеку до того, как польет. Она знала, что Нора наверху прощается с Симоной на неделю. Она стояла в вестибюле, где пахло хлоркой и тухлой тряпкой, пытаясь не думать о том, чем ее сестра как раз сейчас занимается с Симоной.
Тремя этажами выше Нора жалела, что не может пропустить мамин праздничный ужин и провести остаток вечера в кабинке туалета с Симоной, стоявшей на коленях на закрытой крышке унитаза, чтобы никто из других девочек в туалете не догадался, что их в кабинке двое. Симона прижала палец к губам Норы, и Нора приподняла юбку Симоны и обнаружила там, где думала найти белье, голую кожу.
– О, – сказала Нора, а Симона одними губами произнесла «шшш», и они вцепились друг в друга и закачались в такт жестяному ритму босановы, лившейся из чьего-то открытого окна в переулок и крошечную кабинку.
Это было так просто, но с тех пор, как Симона выдала несложное заклинание – «ты не обязана быть ничьим зеркалом», – у Норы от ощущения свободы кружилась голова. Она любила свою семью – отца, сестру, мать; они были ей очень дороги, и она никогда бы не причинила им боль и не расстроила бы намеренно, но Симона была права. Норе пора перестать беспокоиться о том, что нужно всем остальным, и подумать о себе. А ей нужно было открыться Луизе, потому что ее мучило, что у нее есть от сестры тайна. Из-за этого ей казалось, что она делает что-то нехорошее. А ведь она не делала.
Нора встретилась с Луизой у входной двери, так быстро пробежав три пролета лестницы, что у нее закружилась голова и пересохло во рту. Луиза увидела ее раскрасневшееся лицо и опухшие губы и нахмурилась. Они обе тяжело сглотнули.
– Мы опоздаем, – сказала Луиза, толкая вращающуюся дверь и выходя под дождь. – Мама распсихуется.
Уокер отменил встречи с клиентами во второй половине дня в субботу и ушел с работы пораньше, чтобы начать готовить. Он стоял в их с Джеком маленькой, но изысканно спроектированной кухне и энергично отбивал куриные грудки между двумя листами пергаментной бумаги. Он задумал ужин в весеннем стиле, и, хотя была еще не совсем весна, мироздание решило пойти ему навстречу; вечер выдался прекрасный, достаточно мягкий, чтобы открыть в гостиной окна и наслаждаться легким земляным запахом оттаивающей почвы.
Уокер не помнил, когда они в последний раз звали родных Джека в гости. Много лет назад. Ужин в честь дня рождения Мелоди был идеей Уокера. Ему не терпелось собрать их всех в одной комнате и попытаться немножко подтолкнуть в сторону какого-то соглашения насчет адской суммы, которую они упорно называли «Гнездом», что Уокера страшно бесило. Мало того что это было инфантильно, у него в голове не укладывалось, как взрослые люди могут, судя по всему, всерьез использовать этот термин и даже на секунду не задуматься о том, насколько извращенная получается метафора, описывающая их дисфункциональное поведение и в качестве отдельных личностей, и в группе. Еще одна из множества вещей, касавшихся семейства Пламов, которые он перестал пытаться понять.
Читать дальше