Рои Хен - Души [litres]

Когда Гец шел по следам телеги, властительница-ночь все еще обладала непререкаемой властью, и никто не смел бросить ей вызов. Она заметала тропинки, так что они исчезали прямо под ногами, опускала свои темные завесы и черной грязью мазала веки всякому, кто желал хоть что-нибудь увидеть во тьме.

Веревки с Пуримшпиля по-прежнему жгли тело Геца. Но они же и посеяли в его сердце странную надежду, как будто невидимая рука еще могла вызволить его из мрака с помощью веревок и вернуть домой. Где-то скрипели ветви, им отвечал пронзительный свист сыча. Гец едва не упал, споткнувшись о большую шишку – в точности такую, какой они играли утром. Если я найду Гитл, то поклянусь Готеню, что всегда буду давать ей выигрывать.

Еще не поздно вернуться назад, думал Гец, но мать пугала его пуще темноты. Он испытал на себе ее звонкие пощечины, пронзительные взгляды, жгучее молчание, и все это свалится ему на голову, если он вернется без сестры. Конечно, ему хотелось верить в то, что погоня напрасна, что его малышка-сестра спокойно спит себе в домике под двумя липами, а хватились все его – обеспокоенно ищут повсюду. Но воображение подсовывало совсем иную картину: лошадь, знающая дорогу домой, как сказали взрослые, довезет телегу до хаты Павла в Дыровке, домочадцы обнаружат, что глава семьи мертв, а затем найдут и Гитл, которая, конечно, будет тихонько плакать. Ее засыплют вопросами, а она, ничего не понимая, будет лишь снова и снова повторять название “Хорбица”. И тогда они задушат ее, вооружатся вилами, серпами, факелами и все как один устремятся по дороге. Хорбицу сожгут. Всех убьют. И все это по вине Геца.

Эти размышления о погибели местечка прервали послышавшийся впереди перестук копыт и поскрипывание оглобель. Гец ускорил шаг. Глаза его уже привыкли к темноте. К великому счастью, старая лошадь не скакала, а в задумчивости медленно плелась по знакомой дороге. Быть может, чувствовала, что жизнь покинула ее возницу.

И тут он увидел Гитл – лисенком она свернулась среди богатых подношений на задке телеги и сладко спала. Для тепла Гитл завернулась в медвежью шкуру, которую вытянула из мешка.

– Гитл, вставай! – толкнул ее Гец.

Когда она не отозвалась, он забрался на телегу. Он тряс ее, дергал за косу, стянул с нее шкуру.

– Гитл, вставай сейчас же! Из-за тебя мы потерялись в лесу.

Наконец раздался знаменитый рев хаззана. Лошадь испугалась и понесла. Чтобы не упасть, Гец опустился на колени, держась за бочку с пивом. Он кричал “тпру!”, но лошадь не замедляла ход.

– Х’вил ахейм! – вопила Гитл. – Х’вил ахейм! Я хочу домой!

– Прекрати орать! – крикнул Гец и скомандовал: – Вперед! Прыгаем с телеги!

– У меня болит живот. Я хочу есть. Гец, где мы?

Вместо ответа Гец покопался в мешке рядом с собой. Нащупав солонину, отхватил и себе приличный кусок. Мясо было твердое, и жевать его было трудно, губы от него щипало, однако вкус его заполнял весь рот. Дети свернулись под шкурой и принялись за еду, на какое-то время позабыв обо всем.

– Гец, – Гитл указала подбородком на мертвого возницу, – что у него над ухом?

– Не смотри.

– У него там дыра.

– Сказал тебе, не смотри.

– Но кто это ему сделал?

– Яблоки! – Гец вытащил из мешка два зеленых, мучнистых, кислых и холодных яблока. Это отвлекло внимание Гитл от мертвого возницы.

– Ты странно ешь, – заметила Гитл.

– У меня болит с этой стороны, – объяснил Гец.

– Почему?

– Потому что у меня шатается зуб.

– Когда он выпадет?

– Не знаю.

– У меня уже растут спереди… Хочешь потрогать?

– Нет. И вытри нос, противно смотреть.

– Ты не татэ.

– Сейчас татэ. Все, хватит тут с яблоками, прыгаем с телеги.

Внезапно послышался легкий удар. На бочку с пивом в телеге рухнул комок перьев с суровым стариковским лицом.

– Гецл, гиб а кук [30], – с опаской показала пальчиком Гитл, – а со ́ вэ [31] Сова ( идиш ). .

Желтые глаза совы светились в темноте. Серовато-белые перья топорщились. К одному из крыльев прилип сгусток смолы. Когти на тоненьких лапках скрипели по деревянной крышке бочки.

– Иди ко мне, не бойся, – тоненьким голоском проговорила Гитл, но только она протянула к сове руку, та взмыла вверх. – Я дотронулась! Она мягкая, Гец! Знаешь, какая мягкая? Вот такая. – И, едва касаясь пальцами его ладони, она пощекотала ее.

– Это нам знак с небес, – авторитетно произнес Гец, – Готеню хочет, чтобы мы прямо сейчас спрыгнули с телеги.

– Так пусть Готеню остановит телегу, – возразила Гитл.