Коллектив авторов - Сказания Всадников

Каждый раз, перед тем, как протянуть к человеку холодную руку и коснуться его крючковатым лезвием созданной специально для Митри косы, он повторял всего одну фразу:

«Пойдём, там тебе будет теплее».

Он знал, что нет никакого другого мира. Знал, что забирает людей в пустоту и холод, но без этой фразы… Митри старался не думать, как бы он жил без этой фразы, только она и спасала его. Только благодаря ей он продолжал выполнять то, что поручило ему Время.

Смерть всегда доводил людей лишь до границы мира, никогда не делая ни шагу дальше. Потому что люди больше всего привязаны именно к этому миру и предназначение Смерти — помочь им покинуть его, не остаться, не заблудиться. Митри не переходил границу ещё и потому, что боялся. Боялся разрушить собственную хрупкую веру, с которой каждый раз просыпался и засыпал. С которой брал в руки косу и протягивал человеку холодную руку.

Особенно эта вера выручала его, когда приходилось уводить детей. Митри садился на корточки перед мальчишкой или девчонкой, нарушая все возможные запреты, скидывал с головы капюшон, подмигивал и шептал:

«Пойдём, там тебе будет теплее. Я обещаю».

Потом поднимал ребёнка на руки и осторожно нёс его к границе. Шёл очень медленно, чтобы успеть допеть тихую колыбельную. Митри её когда-то пела мама, а он нашёптывал детям. Скольких уже он так унёс на руках? Смерть давно сбился со счёта.

Однажды, когда Митри сидел и смотрел в пустоту от нахлынувшего вдруг бессилия — просто сидел, смотрел и покачивался из стороны в сторону, потому что Смерти ведь не положено плакать… Митри навестило само великое Время.

Время пришло, улыбнулось, предложило Смерти скинуть капюшон, взъерошило янтарные с проседью волосы и сказал:

— Я хочу показать тебе кое-что, Митри. Иди за мной.

Они дошли до границы. Там Митри замер.

— Прости, великое Время, но если я пойду дальше, то не смогу больше уводить людей. Я увожу их в мир, который придумал сам, а там за границей… Пустота. Я знаю. Я не хочу ломать то, во что верю, прошу тебя, не надо.

— Пойдём, — мягко повторило Время. Оно обняло Смерть за плечи и закрыло ему глаза. Захохотало глубоко, хрипловато, и перевело Митри через границу.

— А теперь смотри.

И Митри послушно открыл глаза. Он долго стоял молча, а потом засмеялся — заливисто, громко, счастливо. Хотя и смеяться Смерти тоже не положено.

— Это тот самый мир! — Смерть радостно повернулся ко Времени. — Но как? Как? Тот самый, в который я верил!

— Ты сам создал его, — Время пожало плечами так, словно не случилось ничего необычного. — Точнее, его создала твоя вера, Митри. Такой сильной она была. Ты так хотел уводить людей в мир чудес и тёплых слов, что пустота услышала тебя и… изменилась. Честно говоря, — в уголках тёмных глаз великого Времени пряталось уважение, — на моей памяти такое впервые.

К вечеру Юпи вернулся домой. Пришёл со школы, слегка расстроенный неудачно написанной работой. Устало потёр удивительные, карие с серебряными прожилками глаза. Услышав громкий топот, улыбнулся.

— Братик! — поймал на руки кудрявого пацаненка лет восьми, засмеялся, погладил по лохматой голове.

— Здорово, Лодька! Дом не разнес без меня? Поел?

— Поел. — Лодька спрыгнул с рук на пол и, гордо скрестив руки на груди, сообщил, — А еще пельмени тебе приготовил. Сам!

— Да ты шутишь! Настоящие пельмени, Лодь! А я голодный, как космический пират. Обед какому-то котенку отдал, представляешь? — Юпи шутливо всплеснул руками.

— Тогда ты не пират, — серьёзно помотал головой Лодька. — Пираты никогда ни с кем не делились! Братик, пельмени остывают, пойдём на кухню! — он схватил засмеявшегося Юпи за холодные пальцы и нетерпеливо повёл за собой.

Когда Юпи с аппетитом отправил в рот последний пельмень и поблагодарил сияющего Лодьку, тот спросил:

— А можно мне сегодня с тобой на крышу? Я тоже хочу зажечь хотя бы одну звездочку.

— Зажечь у тебя пока не получится, ты же знаешь, братишка. — слегка виновато улыбнулся Юпи, — Но можешь посидеть рядом со мной. Если пообещаешь не носиться вокруг и не изображать бешеную птицу. Грохнешься еще.

Оказавшись на крыше, Лодька, конечно, не смог усидеть на месте. Он прыгал вокруг брата, болтал светлыми кудрями, не замолкал ни на минуту и всячески нервировал Юпи, пока тот не сказал тихонько:

— Пора.

Пацаненок мгновенно затих, опустился на прохладную, успевшую к вечеру остыть черепицу, и с внимательным, тихим восторгом стал наблюдать за действиями старшего брата.