Любош Юрик - И придут наши дети

Прокоп с улыбкой кивнул:

— Давай, пиши!

Над рекой повисла глубокая, почти церковная тишина, они вслушивались в нее, сливаясь с ней всем своим существом, чувствуя себя составной частью этого неподвижного простора. Когда за излучиной вдруг загудел пароход, они вздрогнули, словно у них за спиной разорвалась граната.

— Пойдем! — Гронец поднялся со своего стульчика. — Ничего из этого не выйдет. Раз не клюет, значит, не клюет! Когда-то я ловил здесь лосося… — Он вынул изо рта трубку и стал выбивать из нее пепел.

— Пошел ты к чертям со своими лососями! — заворчал Прокоп. — Из-за тебя я не выспался да еще вернусь с пустыми руками!

— Купим в магазине. — Гронец сложил удочки, стульчик и направился к своему «Трабанту».

Прокоп еще с минуту остался сидеть. Ему в спину били яркие лучи солнца, он еще окончательно не проснулся, но голова была ясной, а мысли спокойными. Он поднялся лишь после того, как Гронец окликнул его, неловко смотал удочку и неуклюжей походкой двинулся к машине. Посмотрел на часы, было почти половина восьмого. «Мог бы еще поспать!» — подумал он брюзгливо.

В это время Кароль Крижан еще только пробуждался. Первая мысль, которая пришла ему в голову в полутемной комнате, обрадовала его: не надо торопиться вставать, потому что сегодня в редакцию он не пойдет. Он будет писать дома. Время от времени редакторы «Форума» договаривались между собой и день или два не появлялись на работе.

В квартире было тихо, родители ушли уже на работу, сестра — в школу, район Полевой улицы, как всегда, погрузился в молчание, сюда долетал лишь отдаленный шум города. Крижан радовался — он будет почти весь день дома один, он будет писать без помех.

Он встал, прошелся по комнате, разминая конечности, поднял штору: был ясный солнечный день. Он смотрел на деревья, растущие под окнами дома, на кроны старых высоких лип на Ондрейском кладбище, на лужайку, поросшую кустами и свежей травой. Полевая улица со своими деревьями и скверами была одним из самых красивых мест в Братиславе, и Кароль Крижан каждое утро с удовольствием вспоминал об этом.

Не сняв пижамы, еще взлохмаченный и неумытый, он включил проигрыватель. Обычно он включал только радио, не обращая внимания на то, какую музыку слушает, однако сейчас он старательно выбрал пластинку, остановившись на Второй симфонии Брамса в исполнении оркестра Словацкой филармонии. Ему важна была каждая деталь.

Он распахнул все двери, чтобы квартира казалась светлее и просторнее, и, пока играла музыка, принял душ и вытерся досуха. Потом медленно, тщательно побрился, подстриг усики, причесал непокорные густые волосы. Надел на себя чистое белье, голубую рубашку, темно-синий вязаный галстук и шерстяной костюм в тонкую белую полоску. Костюм был приличный, элегантный, правда не слишком современного покроя. Мягкие коричневые ботинки были куплены еще для институтского выпускного вечера. Он застегнул на руке часы марки «Прим» (мамин подарок к окончанию школы) и надел на палец кольцо с печаткой (подарок родственников в честь окончания института). В этом торжественном наряде он пожарил себе яичницу из трех яиц.

Он поставил воду, чтобы сделать себе кофе, и достал из материнского сервиза тонкую фарфоровую чашку, разрисованную сценами из греческой мифологии. Обстоятельно размешал растворимый кофе марки «Голд», добавил консервированного молока и кусок сахара, достал из металлической коробочки тонкие черные сигареты «Уильям II», которые отец привез ему с книжной ярмарки во Франкфурте-на-Майне, и, развернув целлофановую обертку, положил одну рядом с чашкой на письменный стол.

Итак, можно было начинать.

Он обвел взглядом комнату, проверяя, хорошо ли она убрана, не осталось ли пыли на книжных полках, а на столе лишних предметов. Он любил, чтобы вокруг был абсолютный порядок. Иногда, если ему что-то не нравилось, он начинал пылесосить комнату, складывать книги и бумаги, вытряхивать ящики стола, потому что любой непорядок в комнате действовал ему на нервы так же, как немытая посуда в кухонной раковине. На этот раз все было в полном порядке, на улице светило солнышко, а на столе стояла чашка ароматного кофе и лежала сигара.

Он выключил проигрыватель и нашел в приемнике тихую, создающую настроение музыку. В пишущую машинку заправил чистый лист бумаги.

Работа для Кароля Крижана была таинством. Праздником. Событием. Он относился к ней с великим уважением и серьезностью. Работа для него была чем-то вроде торжественного банкета, концерта, выпускного вечера. Работа была самой прекрасной обязанностью, которую мог взять на себя человек. Труд надо уважать.