Денис Драгунский - Богач и его актер

— Нет, — вслух сказал Дирк фон Зандов.

Сказал довольно громко, не боясь, что его услышат, поскольку от китайского ресторанчика он отошел уже шагов на тридцать и направился к отелю.

«Не буду я этим заниматься, потому что в этом нет никакого смысла. Ну что из того, если я сумею открыть эти маленькие секреты своего несчастья? Я ведь не смогу повернуть дело назад. Это ясно. А если, к примеру, дневники опубликовать, то вряд ли это кому-нибудь поможет».

— Книга-предостережение, — засмеялся Дирк фон Зандов. — Завлекательный заголовок — «Как просрать все, что только можно, а также то, что просрать нельзя». Бестселлер! Перевод на сто языков!

«Боюсь, тут даже имя автора не поможет, — думал он дальше, — автора уже давно не помнят. А главное, жизнь каждого человека настолько уникальна, что рецептов краха, провала и самоуничтожения ровно столько, сколько и людей. Если не вдесятеро больше, потому что перед каждым человеком раскинут широкий спектр возможностей уничтожить свой успех, провалиться, проиграть, растратить, потерять, забыть — провалить все. И все эти способы, — Дирк фон Зандов погрозил пальцем неизвестно кому, — уникальны. Так что если населения на планете семь миллиардов, то перед нами семьдесят миллиардов способов… К тому же людям неинтересна история неудач. Им хочется историю успеха. И вот тут смешной парадокс — все истории неудач бессмысленны, потому что никого ничему не способны научить, а все истории успеха лживы. Да, заведомо лживы».

— Как же-с, читали! — засмеялся Дирк, проходя сквозь холл отеля и отворяя большие стеклянные двери к лестнице, ведущей к воде.

— Читали, как же-с! — повторил он еще громче и заметил краем глаза, что девушка на рецепции вскинула на него глаза.

«„Я пришел в этот город босиком. С тремя долларами в кармане, пришел и сразу понял, что здесь надо строить филиал автосборочного завода“, — сказал он уже про себя. — Ха-ха-ха, расскажите это у камина своим маленьким внукам, которые будут заглядывать вам в глаза и делать восхищенно-сочувственные мордочки исключительно в расчете на наследство. Я глубоко уважаю господина Якобсена. Это выдающийся предприниматель, изобретатель, умница и, несмотря на свои миллиарды, хороший человек. Но давайте будем честны. Господин Якобсен — это „старые“ деньги, это семья. Он хвастался, что они богачи, кажется, с семнадцатого века. Да даже если бы он был полной бездарностью или авантюристом, у него все равно все было бы в порядке. Он бы даже не сумел разориться как следует, — злобно думал Дирк, — разоряются дотла обычно „новые деньги“. Заработавшие их люди бывают жадные, наступательные, сначала у них все получается, они стремятся все выше и выше — и потом рушатся. История господина Крюгера — прекрасный пример».

Он сошел, почти сбежал по каменным ступенькам, двинулся по дорожке вдоль воды. Под ногами приятно хрустел крупный белый гравий. Не привозная морская галька, а специально наколотая каменная крошка среднего калибра, примерно в три четверти дюйма. Некоторые камешки были довольно острыми — это чувствовалось сквозь тонкую кожаную подошву. Дирк остановился, держась рукой за гранитный столбик ограды, приподнял и согнул ногу и посмотрел себе на подметку. Нет, все в порядке. А то, чего доброго, так побегаешь, а потом подметки в клочья. Он замедлил шаг и вернулся к каменной лестнице, стараясь шагать по краю дорожки, где был не гравий, а крепко прибитая земля.

Хорошо, рассуждал он, «старые деньги» — это «старые деньги». А со мной что не так? Неужели бывают «старые таланты»? Наверное, да. Есть люди из старых театральных семей. Там, где папа работал с Брехтом, дедушка со Стриндбергом, а прабабушка и вовсе была партнершей Элеоноры Дузе. Но нет, таких все-таки меньшинство. Взять того же Россиньоли, великого, божественного, недосягаемого. Сын счетовода и портнихи. Причем счетовода в какой-то крохотной рыболовной артели. А портниха и вовсе шила на дому, перешивала юбки для соседок. Работала на ручной швейной машинке, которую бабушке подарил немецкий офицер в уплату сами понимаете за что. Маэстро Россиньоли рассказывал об этом, надуваясь от гордости. Примерно так же, как некий худосочный юноша говорил Дирку на одном из бесчисленных приемов: «Мой предок погиб в битве при Леньяно на стороне Фридриха Барбароссы». Но Россиньоли хитрец, итальянец, сицилиец, южанин — Дирк чуть было не сказал «мафиозо». Нет, не только это. Есть у него какие-то навыки, умения, какое-то расположение души, которого я, очевидно, был напрочь лишен. Мой успех был случаен, мое ничтожество закономерно. Но неужели? — возразил он сам себе. — Получается, что в моей семье — ведь дети всё берут из семьи — уже была какая-то червоточина, была заранее заложена определенная невозможность?