Юрий Мамлеев - Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы

На улицах было пусто, как после пришествия Христа. Багровое солнце поднималось вдалеке. «Смерть, где твоё жало, ад, где твоя победа?» — подумала она.

Никого не было. Пошла в одиночестве по прямой.

— Я ещё успею их опередить, — усмехнулась она, садясь в одинокий трамвай. — …Марию и Кириллова.

На остановке «Бор» было пустынно. Мария, подходя, вглядывалась в одинокие фигуры. Несмотря на вставшее летнее утро, было холодно и даже как-то сумрачно, хотя отчуждённое красное солнце быстро поднималось вверх. В душе Марии был лёд и беснование; а внутри, в бездне, чернело так, как будто непознаваемое сорвалось с цепи. Рот кривлялся, хотя взор был строг и спокоен; но, приблизившись к остановке, она захохотала. По этому хохоту можно было предсказывать будущее. Юркая старушонка, вздрогнув, бросилась от неё наутёк.

Невдалеке стоял Кириллов и приветливо махал Марии рукой. Лицо его выглядело обычным, даже слегка вялым.

— Пошли, — коротко сказал он.

И указал на огромный раскинувшийся пруд в стороне от домов, но также и от всего, что можно назвать вечным. Как это Марья его сразу не заметила! Он серел, серебрился не так уж далеко, всего в шести минутах ходьбы по пустой, безлюдной дороге.

Цепкие, выжженные глаза Кати наблюдали за ними из тьмы своих впадин.

Она стояла невдалеке, незаметно, под деревом, и смеялась. Тьма не сходила с её глаз, но из уст лился улюлюкающий дикий смех. Нехорошим, тайным бугром вздымались груди… Катюша смотрит. Вот Мария и Кириллов стоят совсем близко друг от друга, вот вместе идут к пруду. Почему солнце опускается вниз, к горизонту, на востоке? Или это потому, что видимость? Вот они медленно, почти касаясь друг друга, идут. Одни.

— Я буду прислуживать им… в их протяжённом и безличном браке, — бормочет Катя.

Мария и Кириллов, как чёрная, устремлённая нелюдь, подходят к самому пруду. Медленно идут вперёд. Скоро вода коснётся их ног.

— Через минуту их не станет, — вздохнула Катюша.

— Он жив?! — истерически спросила мужа красивая, вычурная женщина в ободранном платье, остановившись посреди чёрного двора.

— Лиза, ты каждый раз спрашиваешь о его здоровье. Это неприлично, особенно при мне. Уверяю тебя, что это ещё молодой, здоровый кот лет трёх-четырёх, не больше.

Муж даже строго схватил женщину за рукав. Кругом были деревья, летнее ночное небо, сумрачные облака в нём, и домишки, точно хоронившие богов.

Лиза всплакнула и, размахивая руками вдаль, бросилась в тёмную дыру своего подъезда. Мокрый пёс выскочил из дыры ей навстречу. Муж — его звали Костя — нервно поспешил вперёд. Дом был двухэтажен, но по внутреннему ощущению огромен. Казалось, в нём могли бы разместиться сонмы чудовищ. Но и так там жило достаточное количество существ. Пёс, лизнув пустоту, поднял морду вверх, на облака, словно видел там миски с пропахшим мясом мамонта. Тьма облизывала дома, и в ответ кто-то деревянно хохотал в окнах. Редкие огоньки за тихими занавесками были неподвижны.

Лиза, в такт луне, тяжело поднималась по деревянной лестнице на второй этаж. «Легка она не той лёгкостью, — думал внизу Костя, глядя на неё. — А так тяжела». Скрипнул потолок.

— Почему, почему ты не ревнуешь меня к коту?! — нечеловечьи визгливо закричала Лиза с высоты на мужа.

— Сначала не зови его Господь, — ответил Костя, поправив шляпу. — У него и так есть красивое имя: Аврелий.

Растворилась дверь в узкий, чёрный, как мысль Дьявола, коридор с бесчисленными дверцами по бокам. Вместо статуй — по сторонам — стояли вещи: комоды, тюки, чемоданы с ночными горшками и картинами. Звонко запела где-то кровать.

— Проходи, проходи, — не глядя, сказал Костя.

— Всё равно я тебе этого не прощу, — прошипела Лиза и попыталась что-то ущипнуть.

Стукнул какой-то котелок.

— Я опять забыл, где клозет, — сказал Костя.

— Но ты живёшь здесь пять лет, — прошептала Лиза. — Пойдём, пойдём скорее… к себе.

— Так и знала, знала, знала! — раздался вдруг дикий вопль из клозета.

Клозетная дверь распахнулась. Изнутри, как из мешка, вылетели полуголые, уже в летах, супруги Мамоновы — Ефим и Натали. Натали, бушуя грудью, двинулась на отчуждённо-сжавшегося Костю.

— Сколько раз я вам говорила, — заорала она, — что мы не можем иметься у себя в комнате: нет места, кругом вещи и дети!

— Предупреждали ведь: не лезьте в клозет, а стучите! — завыл Ефим и упал на пол.

— Сколько мук, сколько мук, — завизжала Натали, схватившись за волосы. — Ночью спишь, усталая… Днём невозможно полюбиться: стучатся в клозет, как крысы… Так и ночью, ночью в кои раз соберёшься, не дают покоя… Покоя, покоя! — закричала она, точно зовя на помощь.