Юрий Мамлеев - Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы

Лютов пел надрывно, не по-научному, и сам был скорее похож на паука, чем на ученого.

Станислава от всего этого стало клонить к вечному сну.

— Поспите, поспите, — шепнула ему появившаяся Лиза и выгнула спинку.

День прошел как в новом тумане, лишь Лютов порой появлялся и кормил Стасика надеждой.

К ночи Лиза постелила ему, ушла, и Станислав заснул отнюдь не надрывным сном. Петя ему не снился, словно он исчез навсегда.

Но к утру, с восходом солнца, Станислава стали одолевать неопределенные, но тягучие видения. Он их глубоко не осознавал.

Однако внезапно и резко из такого хаоса выделилось бледное, худое, узкое, как у птеродактиля, лицо Лизы. На губах ее шептались сами собой стихи:

От этого видения Станислав проснулся. К его изумлению, он увидел Лизу, сидящую на кровати у его ног. В руке ее был топор.

— Я люблю тебя, — прошептала она с пугающей страстью.

Станислав посмотрел на лежащий у нее на коленях топор и потрогал свою голову.

В ответ на этот жест Лиза завизжала, причем мрачновато.

На визг в комнату тут же ворвалась старуха.

— Тебе опять хочется кого-то любить! — хрипловато выкрикнула она, обращаясь к Лизе. — Дрянь! Тебе что, мало Пети и его судьбы! Оскар Петрович тебя осудит!

И она схватила топор с колен Лизы.

Та почему-то мгновенно покорилась, и они вышли, оставив Станислава одного. Тот довольно быстро заснул.

Лена и Алла вернулись в Москву полные надежд. Данила, простившись, сказал, что исчезнет на некоторое время.

— Ургуев проявится. Где-то это наш человек, — предупредил он. — В конце концов, мы все тут уже немного измененные, не правда ли?.. Один Степан чего стоит, да и я неплох…

Девочки согласились.

…Вечером сидели они на кухне в присутствии Ксюши (Сергей укатил в командировку), рассказывая ей и обсуждая одновременно.

— Теперь я знаю одно, Алла, — заключила вдруг Лена. — Мне надо искать вместе с тобой, но свое. Конечно, помогая тебе при этом.

— А что свое? — осторожно спросила Ксюша.

— Только среди измененных можно найти хотя бы намек на ответ…

— Какой намек?

— Есть ли здесь в творении, во Вселенных, нечто тайное, загадочное, чего нет в… Центре, в Первоисточнике. Можно ли быть здесь и стать абсолютным неразрушимым существом? Что значит Вселенная — вспышка и потом погибель или несокрушимая тайна?.. Я хочу жить, здесь и сейчас, вечно, хоть изменяясь, но оставаясь самой… — как в бреду проговорила Лена. — Жить в Боге, но быть самой, самой, самой. — Ее глаза заволокло безумие жизни. — Жить во Вселенной. Жить, чтобы сойти с ума от любви к себе… И не погибнуть… И понять, что Вселенная — не бред, который должен исчезнуть в Абсолюте… И не что-то низшее… А главное — быть, быть, абсолютным существом, андрогином, вне смерти, пить вечный поток бытия…

— Опомнись, Ленка! — воскликнула наконец Алла. — Ты кто? Ты ведь только человек, почему ты забыла об этом… Мы в Калиюге, времени Конца. Во всем мире, везде, железное кольцо тупости, профа-низма и черного безразличия к духу, власть денежного мешка и идиотов или выходцев из ада. Мы не живем даже во времена Шанкары или Вьясы, величайших гуру Индии… Да с твоими претензиями надо было бы вообще родиться в другом цикле, в другом человечестве… Опомнись! Мы действительно бессильны по сравнению с этими светочами древних… Опомнись!

— Не все так однозначно, — возразила Лена, придя в себя. Ее глаза опять стали прежними, в них на время исчезло священное безумие. — Всегда есть возможность прорыва. Тем более на фоне агонии. Еще натворим такое, что им, великим, древним, которые беседовали с богами и Небом, и не снилось…

И она подмигнула Алле. Ксюша умильно расхохоталась.

— В другом смысле, но натворим, набедокурим, взбаламутим. — Лена уже смеялась. — Один Загадочный чего стоит… Думаю, что скоро откроем таких, что сам Загадочный застонет… Агония лучше Золотого сна!

…Шли дни, но Загадочный не давал о себе знать. Все затихло в потаенной Москве. Лишь шепот в душе говорил о случившемся. На несколько ночей где-то появлялся Степанушка, иногда с Лесоминым. Все чего-то ожидали.