Юрий Мамлеев - Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы

Так продолжалось несколько дней, томительных, как дни на луне.

Но потом Алла почувствовала, что Станислав чуть-чуть приоткрылся, стал ближе. Молчание стало исчезать. Иногда его глаза наполнялись слезами, но такими же безучастными, как он сам. Зато он произносил слова, и порой пронзительные.

— Как хорошо, Женя, что ты пришла из сна или оттуда (он сделал неопределенный жест) ко мне, — сказал Станислав ей как-то. — Ты принесла оттуда мне покой. А то мне казалось, что вокруг одна смерть и нет детей.

— Я твоя жена, Станислав, — ответила Алла. — Как же я могла тебя бросить?

— Не отрицай, не отрицай, тебя бы увели под землю. Мы все слабые. Тебя бы поглотили.

Алла не стала спорить.

Лена одна из первых посетила этот дом после такого могильного карантина. Она пришла с Сергеем. В квартире была еще Ксюшенька. Андрей спал в соседней комнате.

Вечер был таким, как будто звезды потеряли свое значение. Одна Россия оставалась. Они сидели за круглым столом и видели зеркало, в котором когда-то отражалось то, чего не было.

Стасик в своей заброшенности стал странно-трогателен, слово мумия, читающая стихи.

Стихи внезапным потоком лились и в сознание Лены. Снова, как раньше и как в будущем. Но образ Стасика и его улыбки внушили Лене поэзию, которую не очень-то можно было читать вслух в данной ситуации.

Вечерний этот пир был не совсем иллюзорен, но вкушавшие — вполне. Так казалось Лене после таких стихов. Ксюша приготовила яства, нарочно сладко-острые, чтобы напомнить Станиславу об этой жизни, пусть короткой, но полной бредовых ощущений. (Ксюша считала вкус формой полноценного бреда — и всегда, когда дома звала мужа отобедать, окликала его: «Пора бредовать».)

Но такой бред не очень воспринимался Станиславом. Он ел мало и с таким видом, будто присутствует при важных похоронах.

Ксюшу это раздражало, и нежные жилки на ее белой шейке отвечали ей взаимностью.

Страшно было затерять себя при таком ритуале. Но Россия за окном жила, и было в этой жизни невиданно-великое, тайное подземное течение, которое шло вопреки всему, что творилось на поверхности, ожидая своего часа выйти наружу.

«Все будет хорошо», — повторяла Лена самой себе, слушая шепот этого течения.

— Станислав, вы помните, как вы родились? — спросила Ксюша как можно мягче.

— Помню, — ответил тот. — Я проснулся тогда в комнате. Рядом была женщина. Ее звали Анастасия. Но я немного помню, что было и до этого…

— Стасик, тебе хорошо с нами? — перебила его Алла.

— Мне всегда хорошо на том свете.

— Ну и слава богу, — вздохнула Ксюша.

— А демоны? — спросил Сергей.

«Важно пробудить Станислава к любому общению», — подумал он.

— Что это за слово? — спросил Стасик у Аллы. — Вы называете себя демонами?

Аллой все больше и больше овладевало сострадание, сострадание к нему, к потерянному мужу. А за состраданием таилась снова любовь, притихшая при лунной тишине.

— А какой же свет для вас не «тот», а «этот», Станислав? — прямо спросила Ксюшенька.

— Не знаю, — был ответ.

— Для него нет «этого» света. Он везде чужой, — проговорила Алла, и голос ее дрогнул.

Лена вскочила со стула и подошла к Станиславу.

— Стасик, — коснувшись его плеча, заговорила она, — мы и есть «этот» свет. Неужели ты не знаешь меня? Не помнишь?

— Я помню Женю, — ответил Станислав. — А вы, может быть, и были, но очень давно.

«Не может, не может такого быть, — подумал Сергей. — Он говорит связно о своем ужасе. Может быть, он разыгрывает нас? Но зачем? Не похоже. Скорее кто-то разыгрывает его».

А все-таки в этой квартире присутствовала сейчас и обыденность. Правда, безумная.

Неожиданно позвонил и ворвался Степан Милый. Никто не ждал его появления. Ведь прошел слух, что он ушел окончательно в себя. Но Алла даже обрадовалась: надо было, пожалуй, разрядить обстановку.

Степан сразу все понял и оценил.

— Я же говорил тебе, Аллуня, — сказал он, полубезумно целуя хозяйку, — что с таким парнем, как Станислав, ничего не случится. Он выйдет сухим из любой воды!

Станислав милостиво наклонил голову. Гостя встретили в целом довольно шумно. Ксюше даже захотелось плясать. Степанушка всех расцеловал, а к Станиславу все-таки не приблизился: понимал. Но радость сияла на его задумчивом лице.

— Из какой метафизической канавы вылез, Степанушка? — нежно спросила Лена.