Олег Бажанов - Олег Бажанов. Избранное

Отпуск я провёл у родителей, надеясь, что Ольга даст весточку о себе. Потом вернулся в действующую часть на Кавказ.

В тот августовский день нас подняли по тревоге.

Информацию о нарушителях получили поздно и на границу бросили всех, даже элиту – снайперов ГРУ. Вертолёты высадили наш небольшой отряд спецназа в горах. Мы организовали засаду по всем правилам тактики. Большая группа боевиков шла через перевал со стороны Грузии. Могла пойти и по нашей тропе. И прошла бы тогда, если б на её пути не оказался наш заслон.

Я, как обычно, выбирал позицию сам. Со мной в охранении шёл только проверенный в бою контрактник Анатолий Висковатый. Хороший малый и главное – немногословный.

Мы заняли позицию выше всех, поэтому первые и обнаружили нарушителей границы: цепочкой на дистанции двух метров друг от друга вниз по тропе двигались восемнадцать человек. Я передал информацию по рации.

Моя задача была – отсечь бандитам путь к отступлению.

На первое требование нашего командира сложить оружие, нарушители ответили шквальным огнём. Используя преимущества высоты, я одного за другим «снимал» отступающих боевиков.

Но в их группе оказался опытный снайпер. Сначала он «снял» двух наших пулемётчиков. Потом вывел из строя командира. Хорошо, что ранение в грудь оказалось не очень тяжёлым – майор выжил благодаря бронежилету. Потом пулю в голову получил Висковатый. Мне пришлось менять позицию.

Я искал через прицел этого стрелка. Но как обнаружить одного среди камней, если все залегшие бандиты вели по нам огонь?

Интуитивно я понял, что нашёл снайпера, когда метрах в трёхстах заметил перебегающую с позиции на позицию фигуру в камуфляже со светлыми волосами. Баба? Возможно. В первую чеченскую таких снайперш можно было встретить с обеих сторон. У нас в спецназе была одна. Правда, за последнее время мне не приходилось видеть женщин со снайперскими винтовками в горах. Чуть подождав, когда светлая голова покажется над камнями и прозвучит винтовочный выстрел, я убедился, что это снайпер. Поймав несколько раз светловолосую в перекрестье оптики, я всё медлил, что-то мешало мне нажать на спусковой крючок – палец не желал слушаться. Минуты моего раздумья хватило вражескому снайперу на то, чтобы обстрелять мою новую позицию. Первым же выстрелом он достал меня. Тупой удар в плечо, и я почувствовал, как онемела левая рука. Вторая пуля прошла чуть выше головы. В глазах плыли розовые круги, но злость перехлестнула меня через край. Я не отрывался от прицела. Еле дождавшись, когда из-за камней снова покажется светловолосая голова, я нажал на спуск.

Подождав немного и убедившись, что снайпер больше не стреляет, я сполз с позиции под защиту камней. Стрелять я больше не мог. Кто-то сделал мне перевязку. Вскоре бой закончился разрывами гранат.

Ни один из боевиков не сдался живым. Но меня интересовал только снайпер. В бинтах, опираясь правой рукой на винтовку, как на палку, я спустился с нашей позиции и поднялся по тропе к телам убитых боевиков.

Я стоял и смотрел не в силах пошевелиться. Солнце светило в спину, отбрасывая мою тень на камни, а на них лежала моя Оля. Пуля пробила лоб чуть выше левой брови и прошла насквозь… Через горы – вот какой путь домой она для себя нашла. «Существуют только две истины: всё кажущееся реальным тебе на самом деле другому может казаться не реальным, и что суждено именно тебе – ничего нельзя изменить», – в тот миг я вспомнил эти её слова, сказанные мне в Амстердаме. «Ничего нельзя изменить…» – она в них серьёзно верила. Пришлось поверить и мне.

Я долго стоял возле неподвижного тела. Молчал, только изредка поднимал глаза на проходивших мимо людей с оружием. И не узнавал никого. Я был далеко… в Амстердаме… с Ольгой.

Потом был госпиталь. Дослуживал я уже в Подмосковье – учил новобранцев.

– Так эта убитая тобой девушка – Ольга? – произнёс поражённый услышанным Пётр.

– Да. Это Оля. Я её ждал, ведь она обещала, что вернётся и больше не будет уезжать, и никуда не отпустит меня… А я даже не знаю, где её могила?

– Почему? – спросила Людмила в наступившей тяжёлой тишине.

– Меня погрузили в вертолёт вместе с тяжелоранеными. От болевого шока я тогда совсем ничего не соображал. А сейчас вести официальные поиски Олиного захоронения я не могу – её матери и племяннику с сестрой ещё надо как-то жить. И как я объясню заинтересованным органам свой особый интерес к неизвестной снайперше?

– А как ты сам-то думаешь жить дальше? – голос женщины выдал участие.