Сергей Волков - Ильич

Значит, Бога нет.

В то же время Бог был — Серый знал это точно, а глядя на остальных, понимал, что они тоже знают. Конечно, этот, настоящий, на самом деле существующий Бог, не имел ничего общего с тем Богом, о котором рассказывали на уроках истории. Старик с длинной белой бородой, сидящий на облаке, круглогодичный Дед Мороз — это был просто образ, чтобы бабушкам и папуасам было понятно.

На самом деле Бог был, наверное, везде — и нигде. Его частички находились во всём — в земле, в воде, стенах домов, в голубях возле помойки, в самой помойке, в ветре и каплях дождя, в старой кошке, греющейся на солнце.

И солнце тоже было Богом.

И мальчик с рогаткой, целящийся в кошку — в нем жил Бог, его часть, неотрывная от всего остального мира. Этот, настоящий Бог — он не был ни плохим, ни хорошим. Справедливость, честность, обман, ложь, вообще добро и зло не имели к нему никакого отношения. Это были вещи, придуманные людьми. Но Вселенная — а значит и Бог — существовала задолго до появления человека, и скорее всего, будет существовать и после того, как людей не станет.

А во Вселенной нет добра и зла. Лиса ест зайца не потому, что она плохая. Бабочка порхает над цветком не потому, что она хорошая. По-настоящему мир устроен совсем не так, как об этом думают люди. От того они и мучаются, что не умеют понять вот это вот всё.

А он, Серый — понял. Не сказать, что после этого ему стало сильно проще или лучше жить. Скорее, наоборот. Но он перестал переживать, «париться», как это называл Индус, из-за многих вещей, которые раньше делал обязательно. Встал утром с похмелья — не почистил зубы. Шёл по улице, увидел пьяного на газоне — прошёл мимо. Заметил, как пацаны с «Южного» снимают колеса с тачки во дворе на «Пятнашке» — и никому не сказал.

Потому что это просто жизнь, её нельзя переделать или улучшить. Коммунисты, вон, хотели, а что в итоге получилось? Можно просто или жить — и быть живым, или влезть куда не надо — и перестать жить.

Единственное, чего не понимал Серый — откуда всё это узнал и понял Индус. Он-то точно не думал про Бога и «Смерть пионерки». У Индуса все было по-другому, как говорил Челло, на ту самую букву «Б»: бабки, бухло, бабы». Ну и сон ещё. Больше он в жизни не делал ничего, и все его действия в любой момент времени были подчинены достижению чего-то одного из этого списка.

Индус — он дурак, конечно. Не в смысле глупый, а — дурной. Что-то нехорошее живёт в у него в круглой, всегда коротко стриженой башке. Серый иногда думал, что вот такие, как Индус, в детстве вешают кошек, бросают бутылки об стену и избивают до крови одноклассниц — просто потому, что интересно. Серый вообще не понимал, как они подружились и зачем эта дружба продолжается. Да и дружба ли это…

Индус всегда хотел жить в Москве и работать где-нибудь в охране. Это была его заветная, подсердечная, сокровенная мечта. В Средневолжске охранники особо не требовались — во-первых, предложение намного превышало спрос, а во-вторых, охранять было реально нечего. А вот в столице…

Индус даже ездил туда. И даже устроился через дальнего родственника в охранную фирму «Залп» сторожем на автостоянку с испытательным сроком в месяц и окладом в триста баксов — это были огромные для Средневолжска деньги. Правда, там с ним приключилась в силу дурного характера нехорошая история, со стоянки его выгнали, поставили «на счётчик» и Индус попросту сбежал в родной Средневолжск.

На Ёрики Индус ходил регулярно, потому что другой работы найти не мог. Ещё Индус иногда играл на деньги в шахматы в гостинице «Поволжье», но любители древней игры среди постояльцев попадались не часто, командировочный люд все больше интересовался картами и дешёвыми шлюхами, и Индус маялся без дела.

Вообще здоровых, голодных и злых, не обременённых комплексами и интеллектом парней, в Средневолжске хватало, и Челло говорил, что если бы сейчас кто-нибудь вздумал развязать гражданскую войну, проблем с записью в отряды самообороны, белую, красную, зелёную, серо-буро-малиновую гвардии не было бы от слова «вообще». Но никакой гражданской войны вроде как не предвиделось, один только певец Шевчук, страдальчески морща добрые, близорукие глаза учителя рисования, надрываясь, орал с экрана телевизора: