Чжан Вэй - Старый корабль

Ханьчжан бросила последний взгляд на берег реки, голубое небо и отошла от окна. Склонившись над комодом, она достала из-под него верёвку, и пока она её медленно вытаскивала, руки у неё затряслись. Она рассердилась на них, резко потянула — и вместе с верёвкой вылетели острые ножницы!

Удивлённо ахнув, она сползла на пол, не понимая, как так могло получиться! Когда она спрятала ножницы вместе с верёвкой? И не вспомнить. Эти ножницы, эти ножницы… Она зажмурилась, всё тело похолодело, зубы звонко застучали — ножницы приготовлены для другого человека, это верёвка для неё. Она думала, что понадобится только верёвка, и забыла, куда положила ножницы. И теперь, при виде того и другого вместе, не знала, что выбрать. Стиснув зубы, она не стала поднимать ножницы, а взялась за верёвку и стала непроизвольно сворачивать её. Потом вдруг схватила ножницы и принялась резать верёвку на мелкие кусочки.

Четвёртый Барин сидел на кане после массажа и старался отдышаться. Скрипнули ворота, и он понял, что урождённая Ван полила цветы и ушла. Не успел он поднести ко рту свежезаваренный чай, как явился Длинношеий У. Руки Четвёртого Барина дрожали, когда он отпивал чай:

— Постарел я за эти несколько дней.

— Как можно, чтобы ты постарел, Четвёртый Барин, — хихикнул У.

Но тот покачал головой:

— Постарел, постарел. Руки дрожат, дышать нечем, пульс, похоже, тоже ни к чёрту.

— Нужно за Го Юнем послать, — всмотрелся в его лицо У.

Четвёртый Барин кашлянул и отодвинул чашку:

— Скажи Эр Хуаю, пусть подстрелит пару голубей, хочу сделать тушёных голубей с корицей.

Длинношеий У кивнул, а про себя задумался: видать, и впрямь постарел Четвёртый Барин — сколько он его знает, очень редко Чжан Бин так вздыхал. Однажды он видел Четвёртого Барина в сумерках на кладбище, где тот расхаживал туда-сюда перед свежей могилой Чжао Додо, а потом сжёг несколько листов жёлтой бумаги. В тот вечер Длинношеему У и вправду показалось, что Чжан Бин постарел. Он добавил воды в чайник, подобрал рукава и уселся на кан. Оба сидели молча. Тут ворота скрипнули, щёки Четвёртого Барина задрожали, чашка выпала из рук и разбилась.

— Пришёл человек из семьи Суй, — пробормотал он.

Длинношеий У выглянул в окно и увидел, что это и вправду Ханьчжан. Посмотрев на Четвёртого Барина, он бросил: «Я в пристройку» — и вышел.

Ханьчжан стояла в дверях, тяжело дыша, словно после долгого бега, и не отрывала глаз от Чжао Бина, с неё градом катил пот. Четвёртый Барин по-прежнему недвижно сидел, скрестив ноги, на кане.

— Я жду того «исхода», — проговорил он, опустив голову.

Тело Ханьчжан отделилось от дверного проёма. Будто пытаясь что-то поймать, она осторожно сделала несколько шагов вперёд и оперлась о край кана. Им было слышно дыхание друг друга. Четвёртый Барин резко поднял на Ханьчжан большое широкое лицо. Они посмотрели друг другу в глаза. Вздохнув, Четвёртый Барин подвинул в её сторону чашку с холодным чаем. Она следила за движением его руки, а потом, склонившись, схватила эту большую жирную руку и принялась выворачивать её и раздирать ногтями. Что-то выкрикивая, она упала на его тело и добралась ногтями до шеи. Четвёртый Барин мотал головой, покачивался, но оставался в прежнем положении, скрестив ноги, и его большущая задница не сдвинулась ни на цунь. Ханьчжан разодрала на нём одежду, её ногти вонзились ему в грудь. Его ноздри раздувались, с шумом выпуская воздух, и в конце концов он не выдержал — от его удара Ханьчжан отлетела в дальний угол комнаты. Когда она встала, из уголков рта струилась кровь, но она снова рванулась вперёд.

— Наверное, слишком сильно тебя ударил, — извиняющимся тоном произнёс Четвёртый Барин. Не успел он закончить, как Ханьчжан вытащила из-под одежды ножницы и, ткнув, попала ему в нижнюю часть живота.

Кровь брызнула ей на руки, будто их обожгло кипятком. С криком она отдёрнула руки, а ножницы остались торчать в животе.

Четвёртый Барин откинулся на одеяла, не сводя глаз с Ханьчжан, сначала выпятил губы, потом прикусил их:

— Быстрее проверни ими, проверни немного… И мне конец. Действуй, быстрее… — Ханьчжан попятилась, мотая головой. Откинувшись навзничь и прерывисто дыша, Четвёртый Барин проговорил: — Эхма! Ты же, в конце концов, ещё ребёнок… кишка тонка. Я-то мог бы тебя двумя пальцами… раздавить! Но я не в силах. Слишком много… я нанёс семье Суй. Думаю, я заслужил этот… исход! — Он говорил, а торчащие из живота ножницы подрагивали, кровь текла всё сильнее. Цветом она стала напоминать соевый соус.