О`Санчес - Суть острова. Книга 2

Я знаю, что так оно и будет. А если вечером еще останутся силы — вот тогда к «Маку», а сейчас — кончились силы, спать пора.

«Мак» — это «Макинтош» — роскошный, с наворотами, персональный компьютер фирмы Эппл, на котором я повадился рисовать, врочем, не отринув окончательно карандаши, бумагу, мелки и краски. Мы с Шонной все-таки не пожалели денег, купили мне забаву. Если говорить о научаемости — она почти мгновенно наловчилась бить по кнопкам и клавишам, орудовать мышью, открывать и закрывать так называемые «окна», мне же пришлось попотеть, прежде чем эта чертова мышь стала незаметным приспособлением в правой руке. Но Ши довольно скоро пресытилась виртуальной реальностью программ и игрушек, а я наоборот: запал на них крепко-накрепко. Настоящие игры, все эти квесты-шуттеры, шарики-шмарики, надоели мне так быстро, что я и распробовать их толком не успел, но зато программы, позволяющие мне чертить, рисовать, да раскрашивать… О-о-о, вот где колдовской мир сказочных мечтаний, сотворенный из магических миражей и волшебных грез! Заманная, короче говоря, штука-дрюка… Во-первых, мне пришлось переучиваться с реальных кисточек на виртуальные, во-вторых — полугода не прошло — ударило мне в голову озарение, что не мышка мне нужна, а плоттер с планшетом…

— Плоттер? А что это такое, Ричик?

— Сейчас разверну и покажу… Видишь, это планшет, нечто вроде поля, холста, и при нем специальный карандаш вместо мыши, указка, с помощью которой я смогу более четко и тонко, каллиграфически проводить линии, как настоящим пером. А надо если — так и толсто! Вот смотри…

— Ой, нет, нет, нет и нет! — Шонна в притворном ужасе зажимает указательными пальчиками уши, а большими — глаза. — Ричик, я тебе верю. А можно, пока ты рисуешь, я фильм посмотрю?

— С Чилли Чейном, небось?

— Не-е-ет, мой дорогой. Зарубежный, режиссер Тарантино. С Ума Турман.

— Не слыхал про таких.

— Это довольно новый фильм. Как устанешь рисовать — приходи, и поскорее приходи, ладно? Я честно-честно буду ждать, и не засну, подобно некоторым…

Чем и как мне на нее сердиться за ее невинные увлечения, когда я сам не в силах отслеживать время? Либо она разъяренной пантерой врывается, далеко за полночь, в кабинет, и выдергивает меня из моего нарисованного мира, либо я сам, движимый чувством вины и желанием поспать, возвращаюсь в спальню, когда моя обожаемая подруга уже видит пятый и десятый сон…

И пришло тогда утро, и пришло производственное совещание с головомойками, и на нем, кроме всего прочего, были до нас доведены последние сводки «с фронтов».

Ввязалась наша «Сова» в войну компроматов между наследниками одного финансового туза, который взял да помер, оставив у нотариуса две версии дележки своего наследства, одного единственного, но очень уж здорового, на миллиарды. Одна ветвь Лаубов стала воевать другую ветвь, от первого брака. Не успел старикан определиться, которую версию считать последней и окончательной, ибо создал оба проекта одновременно, в присутствии одного и того же нотариуса, в расчете, что успеет выбрать и освятить, так сказать… А разница в вариантах чувствительная: одна четверть состояния против трех четвертей состояний — принцип симметрично отображен в обоих завещаниях, только с переменой пропорций. И, как это изредка бывает в нашей непредсказуемой жизни, ошибся господин Лауб, не успел, помер от сердечного приступа. Наследники не нашли ничего лучшего, кроме как уличать друг друга в неблаговидных и антиобщественных поступках, должных воспрепятствовать склониться чаше весов на суде в пользу маразматиков, наркоманов, гомосексуалистов, мошенников, незаконнорожденных, проституток, серийных убийц, отравителей, агентов зарубежных разведок…

Ураган разразился тот еще, с промежуточными бурями, беспощадный, все сметающий на своем пути, ибо компромат и доносы напоминали столкнувшиеся на всем ходу циклон и антициклон.

И чуть было нашу «Сову» не подхватил на свои широкие крылья, ибо одно подразделение «Совы» принялось трудиться на «старшую» ветвь Лаубов, потомков первой его жены, госпожи Мосс, а другое, под руководством нашего Бобби Бетола, взялось обслуживать «младшую» ветвь, потомков госпожи Робладо.

Вовремя заметило руководство, не соблазнилось удобством и пикантностью ситуации: Роберту Бетолу, который подключился позже, в пользу «младших», — строгий выговор и представление о неполном служебном соответствии, с подмигиванием, правда; Байраму Лидсу — просто приказали немедленно завершить текущий этап работы на «старших», получить деньги и свернуть заказ, свернуть, даже под угрозой разрыва с нами клиентских отношений. Всем нам, правым, виноватым, причастным и непричастным, «поставили на вид», попугали апокалипсисом и вышвыриванием за ворота, выразили надежду на умение извлекать уроки, на наше повальное благоразумие и верность интересом фирмы, да так и спровадили отеческими пинками на рабочие места, ибо часы показывали десять, время, когда утро окончательно стряхивает с себя остатки сна и благодушия, превращается в нервы и дневные хлопоты.