Георгий Демидов - Любовь за колючей проволокой

Старший с треугольничками что-то сказал угрюмому Не-вертухайся. Тот вразвалку пошел на плот, взял с него и вынес на берег туго завязанный мешок. Развязав его, боец вытряхнул на землю содержимое. На гальку выпали два ножа в грубых деревянных ножнах, какие-то тряпки, пробка с воткнутой в нее иголкой и четыре человеческих руки, отрубленные на уровне запястья. Руки были грязно-бледно-зеленого цвета, отличающего всякое мертвое тело. На их срезах, на фоне черной, запекшейся крови белели торцы перерубленных костей. Кисти отчетливо различались попарно. Одна пара была широкая в ладони и короткопалая, другая более тонкая и длинная. На пальце более утонченной кисти белело луженое, витое колечко с черным камешком, на середине которого выделялось крохотное красное сердечко. Рука, по-видимому, начала уже ссыхаться. Даже издали было видно, что колечко на пальце уже свободно болтается. Оно не спадало с него только потому, что этот палец, как и все другие на мертвой руке, был судорожно сведен, как у большинства людей, умерших насильственной смертью.

Женщины дружно ахнули и попятились. Но уже в следующую минуту, как кролики, загипнотизированные удавом, они начали медленно приближаться к страшным трофеям вохровцев, вытянув шеи и не отрывая от них немигающих глаз. При этом они даже перешли уставную зону в пять шагов, ближе которой заключенным не разрешается подходить к вооруженным бойцам ВОХР. Те, однако, разговаривали, пробовали свою похлебку и делали вид, что не замечают почти мистического ужаса женщин. Для них самих, очевидно, рассыпанные по гальке руки были предметом столь же обычным, как и валяющиеся с ними рядом птичьи перья.

К берегу пристал кунгас, из которого высыпала очередная партия лагерниц. Они, конечно, еще с воды заметили плот, сидящих вокруг костра вохровцев и столпившихся полукругом женщин. Там происходило что-то необычное, и приглашать новоприбывших присоединиться к толпе любопытных не пришлось. Эффект от увиденного был тот же. Сначала женщины с ужасом шарахнулись от разложенных на берегу трофеев, а затем снова подались всем корпусом вперед, пытаясь разглядеть страшные обрубки.

Когда прошел первый шок, женщины начали перешептываться и подталкивать друг друга локтями. Главным предметом испуганного перешептывания был перстенек, изготовленный Достань-Воробушком по заказу Пролей-Слезу. Весь лагерь видел его на руке Гирея. Кто мог подумать, что он вернется сюда таким невероятным путем? И что будет с Нинкой, когда она увидит свой подарок? А это очень возможно, если вохровцы не спрячут страшные руки в мешок. Может, ее следует сюда позвать? Она ведь тоже приехала на остров с этим кунгасом…

— Пролей-Слезу идет! — свистящим шепотом произнес кто-то.

От кунгаса к костру охранников действительно шла Нина. Сначала, увидев вохровцев еще с реки, она готова была броситься к ним чуть ли не вплавь. Ведь эти люди могли быть из отряда, преследовавшего ее Гену, и следовательно, знать, что с ним. Но потом Нина подумала, что направляясь в погоню вдоль морского берега, они никак не могли попасть в верховья Товуя, и решила вести себя сдержанно, как и подобает удрученной горем женщине. Лиц вохровцев она не видела. К реке они сидели спиной, а сейчас были заслонены сплошной стеной женщин.

Но когда эти женщины, как по команде, оглянулись на нее, а затем расступились, давая ей широкий проход, Нина поняла, что происходит что-то, непосредственно ее касающееся и, вероятно, очень недоброе. Иначе почему бы умолкли при ее приближении и как-то странно уставились на нее все эти бабы?

Сделав над собой усилие, Пролей-Слезу заставила себя сделать шаг вперед. И только сейчас узнала в бородатых мужиках, сидевших у костра, давно знакомых вохровцев. Значит, это были все-таки те, кто уходил на поиски банды Живцова. Вероятно, они хвастались тут перед бабами, что ликвидировали эту банду. Ну, а алчущие острых ощущений подружки предоставляют ей возможность услышать это непосредственно от тех, кто убил ее Гену. Но Нина уже знала, как ей следует сейчас себя вести. Она сделает вид, что не верит ни одному слову из того, что скажут вохровцы. Кто ж не знает, что легавые — первые на свете трусы, брехуны и хвастуны!

Однако было похоже, что те ничем тут сейчас не хвастали. Один боец попробовал с ложки суп, дал отхлебнуть другому и, посоветовавшись с ним, бросил в котел щепоть соли. Двое других с безразличным видом смотрели на костер. Еще один вытряхивал в стороне какой-то мешок. Этого Нина знала даже слишком хорошо, так как с вохровцем по прозвищу Не-Вертухайся у нее были давние счеты. Одно время он конвоировал бригаду, работавшую на свиноферме, и проявлял избыток дурацкого усердия в слежке за подконвойными женщинами. Однажды возница свинофермы Сергеева после проведенной из-за его рапорта ночи в кондее наехала сзади на шедшего по дороге Не-Вертухайся. Удар оглоблей в плечо был так силен, что даже дюжий вохровец отлетел на обочину и треснулся мордой о жердь какой-то изгороди. Все произошло, конечно, случайно, но вознице пришлось из-за этого сидеть в карцере дополнительно, а мстительный Не-Вертухайся заимел на нее зуб.