Кэролайн Ли - Стеклянная женщина [litres]

Лисичка задирает мордочку и снова воет. Роуса никогда прежде не слышала, чтобы животные издавали такие звуки: придавивший ее камень причиняет ей страшную боль, и кричит она как истязаемый пытками человек. Кровь стынет у Роусы в жилах.

– Красавица, – шепчет Йоун.

– Принести лесу? – шепотом спрашивает Роуса. – Я замотаю ей морду, чтобы она не укусила тебя, когда ты станешь высвобождать ей лапы.

– Эта шкура стоит целое состояние. – Йоун поднимает нож.

– Нет! – Не успев даже понять, что делает, Роуса выставляет перед собой руки, словно удар должен обрушиться на нее саму.

– Отойди, Роуса, – шипит Йоун. – Она перестанет мучиться, а я за эту шкуру куплю целое стадо овец.

Он поднимает нож еще выше. Рука и спина бугрятся мускулами. Роуса кладет ладонь ему на плечо. Все у нее внутри сжимается.

– Йоун… – Она сглатывает. – Ты мог бы… Нужно спасти ее.

Он стряхивает ее руку.

– Она останется хромой, и вороны ее растерзают. Мы облегчим ее участь.

– Но… – Роуса представляет себе дикие и свободные просторы и молодую лису, которая возвращается в безопасное укрытие, к своей стае.

– У нее перебита лапа и сломаны ребра, – говорит он. – Лучше уж быстрая смерть.

Лисица рычит и брыкается, и лапы ее бешено и беспомощно колотят по земле.

Йоун заносит нож и делает вдох.

Роуса выступает вперед, загораживая зверька от своего мужа и от его ножа. Холодный металл лезвия почти упирается ей в горло. Она сглатывает.

– Отойди! – шипит Йоун. Ей кажется или он и в самом деле прижимает нож к ее шее?

Роуса качает головой. Она чувствует биение собственной крови в груди, в висках, в кончиках пальцев. Женщина, которая перечит мужу, должна быть наказана. Малейшее движение руки – и он перережет ей горло, будто отстригая клок шерсти. Она представляет ледяной холод металла, мучительную попытку сделать вдох, поток пузырящейся крови.

– Святые угодники, Роуса! Отойди!

– Нет, – отвечает Роуса спокойным и ровным голосом, как будто знает, что делает, как будто ничего не боится. – Не отойду.

И, схватив холодное лезвие, отводит его в сторону. Йоун изумленно глядит на нее, но она уже подбирается к лисе и протягивает к ней дрожащую руку. Ее переполняют восторг и ужас.

Лиса смотрит дикими глазами и рычит. От нее несет едким потом, кровью и пометом – запахом отхожего места и пропитанных месячной кровью тряпок.

Роуса погружает пальцы в густую шерсть, и та обволакивает их прохладой, как талая вода. Черные глаза неотрывно следят за ней. Она освободит лису, и они убегут вдвоем.

На мгновение Роуса даже представляет, что сейчас обернется к ничего не подозревающему Йоуну, выхватит у него нож и приставит к его горлу. Она представляет, как расширятся его глаза, как исказится его лицо, как он примется умолять ее, и…

Вдруг Йоун толкает ее наземь и оказывается прямо над лисой. Лезвие, сверкнув, вонзается в ее горло. Горячая кровь брызжет Роусе в лицо, заливает ее одежду и платок. Она кричит и пытается зажать рану, но Йоун удерживает ее одной рукой. Она пытается высвободиться, но противиться ему – все равно что бороться с лавиной. Задыхаясь, она обмякает. Йоун выпускает ее и бросает нож, который падает совсем рядом, на расстоянии протянутой руки. Схватить его – дело пары мгновений. Но нет. Нет. Ножом снежный обвал не остановить.

Когда она собирается с силами и поднимает голову, лисичка распласталась по земле, распялив пасть в перепуганном оскале, и глаза ее, хоть и блестящие, уже неподвижны.

Йоун, кряхтя, поднимает придавившие ее камни. На Роусу он не смотрит.

– Помоги мне вскрыть ей брюхо. Сердце и печень возьмем себе. Кишки оставим падальщикам. Ничего не пропадет зря.

Роуса молча повинуется. Белизна пальцев, погружающихся в чернеющую кровь и внутренности, завораживает ее. Может быть, это руки какой-то другой женщины? Ловкие, уверенные руки, которые окрашиваются в алый. Она помогает Йоуну оттянуть в сторону шкурку и вытащить наружу длинные веревки кишок. Они склизкие, и работать трудно – совсем не то что с рыбой, чьи внутренности сами выскальзывают в руки, будто малютки-медузы.

Когда с потрошением покончено, они разбрасывают кишки по земле подальше от ограды и медленно идут домой, навстречу пронизывающим темноту бледным рассветным лучам.

Йоун тащит лису, как будто это мешок овса или здоровенная глыба торфа для растопки. Шкурка ее блестит – прекрасный и редкий мех, за который датчане дадут целое состояние. Эти деньги пойдут в уплату за съестные припасы. Эти деньги позволят Йоуну и дальше оставаться bóndi . Эти деньги заткнут рот любым сплетникам.