Яшумов традиционно горячо благодарил врача. Принялся одевать больного. Долго возился со штанами и ботинком, который никак не надевался на здоровую, но безвольную ногу.
Побежал в аптеку на второй этаж.
Плоткин в пальто и вязаной шапке остался сидеть как пьяный — наедине с собой.
Минут через десять Яшумов уже понукал:
— Ну-ка, давайте-ка, Григорий Аркадьевич. Бодренько, бодренько, на одной ножке.
Скукожившийся в пальто Плоткин на костылях висел, но шевелил «одной ножкой» бодренько. Переставлял её по коридору на выход, почти не качаясь. Загипсованная нога торчала из надрезанной штанины белой клюшкой. Яшумов с пакетами лекарств и вторым ботинком в газете метался, страховал.
К Плоткину добирались на такси. Куда с гипсовой ногой еле влезли.
Ида Львовна, увидев сына на костылях, попятилась, но автоматически воскликнула:
— Опять накурился!
— При чём тут это! — истерично пропищал сын. — Я не курил. Несколько часов, мама!
С ним спорить не стали, забрали костыли, раздели на диване и осторожно отвели в спальню, где и положили на кровать. Несчастный вскоре забылся, свесив здоровую ногу на пол, а гипсовую с подушки нацелил прямо в фотопортрет на стене, где был запечатлён кучерявый мальчишка, который прижал к свой щеке голубя. Гордого голубя с длинным клювом.
На кухне Яшумов пил чай. Рассказывал, как всё произошло. Старая женщина, казалось, не слышала Яшумова. Глаза её с болью метались. Яшумов, как мог, успокаивал. Трогал женщину за руку.
Она заплакала, наконец, в прихожей, когда провожала его, спасителя сына.
— Ну-ну, Ида Львовна. Успокойтесь. Всё будет хорошо. Гриша быстро поправится. Он у вас молодой. Молодой молодец, Ида Львовна.
Старая еврейка зарыдала на груди у молодого мужчины. Относительно молодого.
Яшумов долго стоял на набережной. В Мойке под луной и звёздами кипела чёрная вода.
Повернулся, чтобы идти домой, и увидел Зиновьеву. Лида с Яриком спешила к арке во двор Плоткина. Что называется, тайно, под покровом ночи.
Сам пошёл. В другую сторону. Невольно думал: странно вела она себя сегодня. Когда увидела беспомощного коллегу. Когда того тащили. Испуг, брезгливость, сострадание — всё разом на побледневшем лице. Очень странные отношения мужчины и женщины.
— Где опять завис? — встретили недовольными словами. — Что на этот раз?
Раздевался. Начал было рассказывать про Плоткина, про его несчастье, про травмпункт…
Но его прервали. Чуть ли не криком:
— А ты обо мне подумал? А? Не о Плоткине — обо мне! Мама с папой в Колпино, режут Гришку, а я тут… а я тут одна… В любую минуту может начаться… — Железная женщина заплакала.
— Ну, ну, дорогая. Успокойся, успокойся. Я с тобой, — обнимал, гладил. Уже вёл в кухню. Усадил на стул: — Какого «Гришку»? Зачем?!
— А вот спроси у старых дураков! «Поедем — и всё. Пора резать. Если что — муж справится. Ты не бойся, доча. Он теперь учёный у тебя. В женскую консультацию ходит, обучается».
— Ну, ну. Успокойся.
В женской консультации и был-то всего один раза. И тут же второй раз с самой Жанной. А колпинцы дремучие уже ехидничают. Но… но что, если бы и правда у жены всё началось. Пока он находился с Плоткиным?..
Жаром сразу обдало. Даже вспотел. Однако и Анна Ивановна хороша. Вот тебе и «доча» её постоянное. Заботливое, ласковое. Гришку колоть пора. Резать. Понимаете? Ни дня нельзя ждать. Ножи срочно нужно точить. Сабли для Гришки. А ты справишься, афганец. Справишься. Пер… веселей!
Ночью долго не мог уснуть. Таращился в меняющийся от света машин потолок. Жена не храпела. Отвернувшись к стене, казалось, тоже ждала, затаилась.
… — Вы что — сектант? — прямо спросили в женской консультации, куда сам, наконец, пошёл. Пожилая врач в белом халате и шапочке смотрела сердито.
— Да что вы такое говорите, доктор! — Изобразил даже возмущение. Всё время косился на пыточное кресло. На пыточную женскую дыбу. Стоящую всего в двух метрах от стола женщины. Как доказательство. Как громоздкий вещественный диплом профессионала-палача. Вернее, гинеколога. Извините.
— Да ваша жена была всего два раза у меня. Два раза! За девять месяцев! Нам что, за уши её сюда тащить?
Женщина смотрела на некрасивого мужчину с длинными потными волосами. Точно — сектант! Бросила карту с данными Каменской опять на стол:
— Так мы тащить не будем. Сейчас не советское время. Теперь — как хотите. Можете рожать хоть в своей ванной. Головастиков в воде разводить. Можете хоть кверху ногами.
Читать дальше