Владимир Шапко - Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг

Перебирал на тумбочке шприцы в упаковках, лекарства, плоские коробки с ампулами. Припоминал, какое лекарство от чего. На экран не смотрел. Впрочем, от примитивнейших двух мелодий, повторяющихся постоянно, от истеричных громких криков, мата, всяких мужских смачных кряков при мордобое — деваться было некуда.

Жанна сама выключила своего Макса.

— Ночевать, конечно, ты не останешься. Поэтому отправляйся на вокзал сейчас. Поедешь дневной электричкой. Вечером тебя просто задавят. Колпинцы ринутся в Питер. Обратно. К завтрашней работе. Не волнуйся, я буду всё время звонить.

Ну что ж. Яшумов обнял жену, опять похлопал по спине, разглядывая Лебедя и Лебёдушку, и вышел из комнаты бабушки и дедушки.

На крыльце обнял тёщу и тестя и пошёл позади катящегося под свою яблоню Зигмунда. Который торопился облегчиться там. Чтобы успеть потом цапнуть. Зацепиться и поехать на уходящем госте.

В вагоне, в промёрзшей, словно лубочной, раме окна Яшумов смотрел на движущийся зимний пейзаж. С улыбкой думал: «Барс» — это можно как-то понять. Но почему — «Зигмунд?» Где, на каком концерте услышали?

«Не-ет! — кричал Яшумов во сне. — Не буду переходить на виндовс 10! Не буду!» Зайчик в майке дюрасел убегал от проклятой винды. Винда, как прыгающий осьминог, гналась за зайчиком, пыталась ухватить щупальцем, зажать. «Не-ет! — кричал Яшумов. — Я буду жаловаться президенту! На горячей линии!»

Схватился за руку жены. «А! — вздрогнула та. — Чего тебе?» И снова засопела.

За завтраком она сказала:

— Сегодня прямая линия с президентом. О пенсиях будет говорить.

— И что?

— У нас никто не будет работать.

Хотелось сказать: да вам-то всем какое дело до президента? Кроме усатого пенсионера Шубина? Вам всем до пенсии — как до луны.

Недавно обедал с Плоткиным и тоже удивлялся: «Сколько можно о пенсиях говорить? О пенсионном возрасте? Григорий Аркадьевич? Что ни включишь — только об этом». — «Ну, эта тема навек. Как пропавшая группа Дятлова. А вообще, Глеб Владимирович, не загадывайте, не зарекайтесь — судьба за дверью стоит». Умный чёрт, посмотрел тогда на ведуна главный…

На работе всё было обычно, спокойно. Редакторы сидели, уткнутые в мониторы. Плоткин катался с креслом, подбадривал команду. Но Акимов, который, казалось, никогда не вылезал из-за своего стола (жил возле него, ел за ним, спал, другие дела делал) — сейчас ходил по кабинету и зябко ёжился. Был весь в себе.

Яшумов ждал.

— Глеб Владимирович, меня сегодня не будет. Всё оставляю на вас. Смотрите в двенадцать прямую линию. Вас ждёт сюрприз. — И он продолжил ходить. Но поглядывал на подчинённого уже со значением.

Яшумов вернулся к себе. Занялся привычным. Просматривал две новые рукописи, которые принесли сегодня редакторы. На папку Савостина, которая так и валялась на подоконнике… не смотрел. Забыл о ней. Навсегда!

В обед увидел всех сотрудников, сгрудившихся у монитора Плоткина. Сам Гриша тут же позвал:

— Глеб Владимирович, подойдите скорей! Смотрите — наш Пузырь!

Яшумов не поверил глазам своим: директор Акимов стоял рядом с Савостиным в группе петербуржцев. Построенных для прямой линии. Пузырь и Соломина рядом. От восторга у Пузыря глаза готовы были выпрыгнуть и пуститься в пляс. Савостин криво, снисходительно улыбался.

Яшумов не слышал, не понимал, о чём говорит человек впереди, перед которым держат микрофон. Яшумов не мог оторвать взгляд от двух… корефанов. «И куда теперь мне от них деться?» — повернулся к сотрудникам. «Нам, Глеб Владимирович. Нам», — уточнил Плоткин.

Савостин явился на следующий же день. У Яшумова, как всегда, без всяких церемоний развесил свои первобытные лохмы по вешалке. Поправил перед зеркалом петуха (или попугая?) и предстал перед главным редактором в своём рабочем прикиде — обтягивающие штаны цвета беж, шейный платок, рубашка апаш.

По-хозяйски сел, через стол протянул руку:

— Смотрели вчера прямую линию с президентом, Глеб Владимирович?

— Нет, — сказал Яшумов, глядя в сторону. — Не смотрел. — Стал перебирать листы рукописи, готовя себя к испытанию.

На этот раз встреча редактора и автора прошла без скандала. Хотя бы без скандала.

Но вечером в вагоне метро Яшумов не мог никуда деться от проклятых цитат Савостина. Которые начали возникать везде. Прямо в воздухе.

Первое предложение появилось над лохматой шапкой старика, сидящего напротив: «Макс атаковал сверху, как противный двуногий бульдог, а поросячьим носом успел хрюкнуть». Яшумов зажмурился, затряс головой. Старик же мгновенно понял, что напротив сидит сумасшедший. «Так обычно и действовал российский спецназ, но вот проблема, не люди это!» — добавилось над несчастным стариком. О, господи!