Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

Сент-Обин с необычайной легкостью затрагивает самые животрепещущие проблемы. «Двойной контроль» пронзает и поражает до глубины души, превращая серьезные темы – нейробиологию, экологию, психоанализ, теологию, онкологию и генетику – в увлекательный фейерверк новаторских идей… В своем восхитительном романе Сент-Обин с алмазной остротой обнажает сущность семьи и любви, дружбы и соперничества, амбиций и нравственности.

Читая Эдварда Сент-Обина, я не могу удержаться от восхищения его писательским мастерством и виртуозностью его предложений… Как возникает сознание; что говорит генетика о нашем существовании; несбыточность недавних утопических надежд на то, что генетика способна предоставить любые объяснения, – все это так же живо изображено в романе идей, как и глубоко прочувствованная и трогательная история любви и привязанности.

Бесшабашный рассказ о любви и науке в мире, враждебном и тому и другому… Несколько сумбурный, но очень смешной.

Сент-Обин не только населяет свой замечательный роман правдоподобными героями, но и с привычным изяществом повествования рассуждает об эпигенетике, возрождении природы, нейробиологии, искусстве и философии, описывая кардинальные изменения в жизни трех друзей – Фрэнсиса, Оливии и Люси… Сент-Обин легко и свободно обсуждает неоднозначные представления о разуме и его преломлениях. Книга заслуживает внимания.

Искусный, тщательно проработанный сюжет… Роман отличается интеллектуальной глубиной, сходной с книгами Ричарда Пауэрса, но подает ее в юмористическом ключе… Сент-Обин исследует человеческие слабости и бесстрашно затрагивает серьезные темы психического здоровья и психических расстройств… Эта прекрасно написанная книга заставляет о многом задуматься.

«Двойной контроль» – глубокомысленный роман, в котором герои экспериментируют с медициной, психологией, наркотиками, религией и медитацией, чтобы разобраться в себе и примириться с собой. Несмотря на кажущуюся заумность, книга получилась проникновенной, потому что Сент-Обин не один десяток лет размышляет над затронутыми темами.

По накалу естественной, ни капли не натужной трагикомичности Сент-Обин не уступает Ивлину Во…

У себя на родине статус у Сент-Обина особый: он является признанным мастером пера, одним из самых блестящих знатоков английского языка, обладающим безупречным вкусом и чувством слова. По сути, Сент-Обин создал полноценную семейную хронику, адаптировав ее к нынешнему ритму жизни. Остроумие Сент-Обина во многом родственно уайльдовскому, если рассматривать письменное наследие последнего во всей совокупности – блестящего жизнелюбия молодости и горького трагизма последних лет. Влияние Вудхауза (или же просто культурное родство), несомненно, присутствует. Если же говорить о язвительности и сарказме Ивлина Во – это тот спасительный круг, являющийся настройкой по умолчанию британского менталитета и культуры…

Фрэнсис углубился в заросли ивняка, что раскинулись на участке рядом с домом, то отводя в стороны гибкие ветви, то проскальзывая между ними. Когда осклизлая, раскисшая тропка сменилась твердой почвой между деревьев, он зашагал увереннее и теперь замечал и октябрьский воздух, уже студеный, но все еще ласковый; и ароматы растущих грибов и напитанного влагой мха; и багряную дерзость, и желтую апатию палой листвы; и ворон, хрипло каркавших на соседских полях. Жизнь вокруг него и жизнь внутри его смешивались друг с другом, сливались то в путанице ощущений – когда он касался ветки, ветка касалась его, – то в сравнениях и уподоблениях, то, на самом краешке сознания, как лабиринт подземных ручьев или светлая сеть корней под ногами, предполагаемая, но невидимая. Это расплывчатое взаимослияние жизни, с трудом удерживаемое разумом, было основополагающим фоном для всех четко очерченных частностей, которые пытались монополизировать внимание, вот как малиновка, которая на миг опустилась на ветку перед Фрэнсисом, заставив невольно повторить крошечные резкие движения ее шеи и пригласив следовать за извилистыми петлями бреющего полета среди деревьев, шорохом возвещая о своем продвижении. Всякая форма жизни привносила в мир свои впечатления, иногда тесно сплетенные с другими, как кокон ириды-радужницы, который прошлым маем Фрэнсис заметил на одной из ивовых ветвей, иногда мельком проникающие друг в друга, как эта малиновка, которая только что присела на такую же ветку, а иногда совершенно изолированные, как колония бактерий, скрытая на антарктической скале, но все же занимающая свою нишу среди гулко свистящих ветров и вечных морозов.