Марина Раевская - Я все смогу сама [litres]

– Вот как…

– А нет, есть еще один тонкий нюанс. Если в течение месяца я не найду деньги, то меня банк просто лишит моей гостиницы.

– Я сейчас поеду и сам с ним разберусь.

– Вот только я тебя прошу, – Валя говорила все громче и громче, – не вздумай! Ты понимаешь, что так еще хуже сделаешь? Я не представляю, что он способен мне еще устроить, если ты его хоть пальцем тронешь… Я сама решу все свои проблемы, как обычно! И не надо ни во что вмешиваться больше! Никогда и ни во что, ясно?!

Михаил молча смотрел на Валентину. Ох, сколько раз он такое уже видел. И столько же раз ему было почти все равно. Но не сейчас. Не с ней.

– Ясно, – кивнул он и улыбнулся.

– Ну и хорошо…

– Мне ясно, что тебе надо успокоиться.

Михаил подошел к порогу, положил на него цветы, которые все это время сжимал в руке, и бросил, уходя:

– Я поеду.

За этим странным разговором из окна наблюдала Кира. И только когда за Михаилом хлопнула калитка, когда мама села на ступеньку рядом с цветами и закрыла руками лицо, она вышла на улицу.

– Мам, что-то случилось?

– Ой, Кир, какой-то кошмар…

– Что такое, мамочка?

– Я такую ошибку сейчас совершила, – прошептала Валя, – такую глупость!

И Валя наконец расплакалась. Расплакалась и оттого, что сделала, и оттого, что поняла это. И оттого, что обидела единственного человека, который мог ее защитить.

– …Да, я понял. Но у меня не было другого… Да, хорошо.

Александр положил трубку телефона. У него не осталось сил даже как следует выругаться. Он, конечно, рассказывал Вале, что многого достиг, но, безусловно, не говорил, что хотел бы достичь куда большего. Его перевод в Камышинск мог бы стать достаточно высокой ступенькой на карьерной лестнице. Откуда он перепрыгнул бы в кресло управляющего головным офисом. Или в кресло заместителя. Правда, со временем.

Но вместо ступеньки вверх этот унылый заштатный городок стал горкой, по которой он покатился вниз. Только что секретарь управляющего уведомил его, что на место руководителя отделения здесь назначен другой человек, а ему, Александру Волошину, следует вернуться в столицу. На какую должность его возвращали, Александр не знал, но догадывался, что о повышении можно и не мечтать.

Конечно, о смене руководства немедленно узнали в банке. И тут же перестали даже делать вид, что его уважают. Конечно, от этого уважения ему было ни жарко, ни холодно – уж что-что, а держать в руках коллектив он умел. Пользуясь исключительно кнутом и пренебрегая пряниками как таковыми.

Собираться ему было недолго – особым «уютом» он обзавестись не успел. А вот из банка надо было сбегать как можно скорее, пока в лицо не начали смеяться и называть неудачником.

Оставалось еще одно, последнее дело, которое теперь он не просто должен, а просто обязан был довести до конца. Спускаясь по лестнице с портфелем, он отдавал последние распоряжения начальнику кредитного отдела. Тому самому толстяку, в кабинете которого только недавно схлестнулся с Валей.

– Моя миссия в этом городе закончена, дальше вы справитесь без меня.

«Как, в общем, справлялись и раньше», – толстячок, который и сам метил на кресло управляющего отделением, вовсе не радовался в свое время появлению Александра. А сейчас он, вновь почувствовав надежду и почву под ногами, кивал, только делая вид, что прислушивается к руководящим указаниям.

– …Но хочу вас предупредить, что ваши личные успехи, да и успехи самого отделения напрямую будут зависеть от того, как будет решен вопрос с погашением кредита госпожой Головиной.

Толстяк кивал. Уж что он при этом думал, Александра сейчас не интересовало совершенно. Он должен был вынудить Валентину просить о помощи. Или сделать все, чтобы она уже никогда не выбралась из долгов.

– И хочу напоследок вам напомнить, что милосердие и банковская деятельность – две вещи противоположные.

– Я вас понял, Александр Васильевич.

– Всего доброго…

Да, любые документы, изданные головным офисом и переданные клиентам банка, отозвать нельзя было. Поэтому госпоже Головиной все равно придется кредит возвращать. Но только сам он, Александр Волошин, нанес репутации банка такой урон, что ему светит в лучшем случае должность операциониста. Если вообще его оставят в банке. Об этом толстяку по большому секрету, конечно, шепнула одна из секретарш головного банка. Там узнали обо всем, что Волошин накрутил тут с кредитом этой самой госпожи Головиной.

– Честно, я не знаю откуда, но узнали… Только я тебе, Валерий Фомич, все это по секрету рассказала. Ты уж не проболтайся, ладно?