Айрис Мердок - Честный проигрыш [= Довольно почетное; Вполне достойное поражение]

— Я понимаю, — кивнул Таллис, — вы оба очень беспокоитесь о Питере. Я тоже.

— Гм, — кашлянул Руперт, — вообще-то говоря… Естественно, мы беспокоимся. Но сейчас как раз вроде бы появился шанс уговорить его вернуться в Кембридж.

— Мне кажется, что ему нужен психиатр.

— Таллис! — воскликнула Хильда. — Ты ведь всегда был против них.

— Человеческое тепло — вот наилучший целитель, — сказал Руперт.

— Но оно, к сожалению, не всегда помогает, — ответил Таллис. Прищурившись, он смотрел в залитый солнцем сад.

— Питер нуждается в любви, — проговорила Хильда. — Да, он бунтует. Но сейчас вся молодежь такая.

— Думаю, ему нужно от меня выехать, — сказал Таллис. — Но хоть убейте, не понимаю куда. Тут нужна помощь профессионала.

— Ты удивляешь меня, Таллис, — возразил Руперт. — Большинство психиатров — мошенники, и ты это прекрасно знаешь.

— Так расписаться в своем фиаско! — воскликнула Хильда.

— Да, я потерпел фиаско, — согласился Таллис. Он отвернулся наконец от окна, поморгал, нахмурился и машинально отпил глоток хереса.

— Что ж, дорогой, если Таллис считает, что Питеру нужно выехать, нам с тобой надо подумать, где ему теперь жить. — Хильда была огорчена и раздосадована, но голос, обращенный к мужу, звучал идеально ровно. — Таллис действительно очень занят, и он уже отдал Питеру столько сил.

— Не переехать ли ему к Морган? — спросил Руперт.

— Неплохая идея.

— Ты ведь знаешь, что Морган выехала от нас? — спросил Руперт Таллиса.

— Нет, я не знал.

Конечно, не знал, ведь никто же не потрудился ему сообщить, подумала Хильда. Ему вообще ничего не рассказывают. А впрочем, сам виноват, решила она секундой позже.

— Да, пусть Морган возьмет к себе Питера, — обернувшись к жене, сказал Руперт.

— А куда она переехала? — спросил Таллис.

— Сняла квартиру в Фулэме, — ответила Хильда.

— И живет там одна?

— Разумеется, — вскипел Руперт.

— Почему «разумеется»? — спросил Таллис.

— Хочешь я дам тебе ее адрес? — сказала Хильда.

— Нет, зачем же. У нее ведь есть мой. — Таллис сосредоточенно смотрел в стакан. Потом опустил в него кончик мизинца, вытащил барахтавшуюся в хересе мошку, встал, пересек комнату, подошел к вазе с розами и посадил мошку на лепесток. После этого снова вернулся на свое место.

— Таллис, ну почему ты не попытаешься завоевать ее?! — воскликнула с раздражением наблюдавшая за ним Хильда. — Морган не понимает, на каком она свете, не отдает отчета в своих действиях. Просто плывет по течению. Ну прояви ты инициативу. Придумай что-нибудь. Встряхни ее. Ведь ты ее еще любишь. Правда?

— Да, — сказал Таллис. Он быстро взглянул на Хильду и сразу же опустил глаза. Туго натянутая на висках кожа, казалось, натянулась еще больше.

— Ну так и сделай что-нибудь, черт возьми! Подавшись вперед, Таллис резко поставил стакан на ковер, пролив при этом немного хереса, и молча замер, глядя на слабо проступающее круглое пятно. Руперт, всем своим видом выражавший нетерпение, взглянул на Хильду и выразительно поднял бровь.

— Послушай, Таллис… — начал он.

— Это не просто, — сказал Таллис. — Она хорошо меня знает. Вообще говоря, и знать-то особенно нечего, и, главное, нет ничего, что было бы новым…

— Глупости, — оборвал Руперт. — Любой человек — загадка.

— Бессмысленно пытаться ей себя навязывать или разыгрывать какие-то спектакли. Она все сразу поймет. Похоже, я ей не нужен. А нужен, насколько можно судить, кто-то совсем иной. Ей свойственно…

— Люди сами не знают, что им свойственно, — заявил Руперт.

— И к Морган это относится в полной мере, — поддержала его Хильда. — Она состоит из противоречий. Единственное, что ясно, — у нее ощущение своей завязанности на тебя. Таллис, ну разве тебе не видно, что ты имеешь над ней власть? В твоих силах сделать с ней что угодно. — От волнения Хильда вскочила и, обойдя диван, оперлась о его спинку.

Таллис медленно поднял голову.

— Да, я знаю, — сказал он бесцветным голосом, — но какая от этого польза? К добру это не приведет.

— Ох, Таллис, ты… просто мямля.

Он чуть заметно улыбнулся. Лицо стало тихим и светлым. Хильде случалось подмечать у него это выражение: оно иногда появлялось в минуты самой глубокой сосредоточенности. Вид комичный, пронеслось в голове, но трогательный. Такие смешные рыжие брови, такой короткий лоснящийся нос и такой маленький рот. Но глаза, но глаза, глаза…

— Уверяю вас, — сказал Таллис, — я в полной мере отдаю себе отчет в сложившейся ситуации, и она нисколько меня не радует. Если я вдруг придумаю, что можно сделать, я тут же это и сделаю.