А я маме скажу, как приду домой,
Что мальчишки к девчонкам опять приставали,
За косичку дергали, гребень украли,
Ну и ладно, зато я пришла домой.
Так я еще никогда не прыгал. Паршивее некуда. Вижу лицо Мартины. Она просто убита. Я ее разочаровал. Может, она только и ждала, чтобы увидеть, как я прыгаю.
Выскакиваю и стою, как полный идиот. Такие песни поют только девочки — да и прыгать с ними не лучшее дело для пацана.
— Бери скакалку! — приказывает Бридж.
Я — ни с места.
— Сказала — бери скакалку!
Подходит ко мне.
— Не возьму.
Все пялятся на меня так, будто я только что зарезал римского папу.
— Ты чего сказал? — говорит она, прищурив глаза.
— Я больше не буду играть.
— Это как так? Напрыгался тут, выскочил — значит, твоя очередь крутить скакалку. Так по правилам. Ну!
И тычет меня пальцем под ребра.
— Это кто сказал?
— Это я сказала! Так полагается. Во придурок!
Она права, и я это прекрасно знаю. Трудно сказать, нравится ли Мартине, что я такой храбрый — вон, даже сцепился с Бридж — или она решила, что я идиот и обидел ее подругу. Ну, во всяком случае, Пэдди видел, как я отбрил Бридж. РЕСПЕКТ.
— Микки, а ну-ка иди сюда, живо! — Мамин голос заполняет всю улицу; убедившись, что я слышал, она возвращается в дом. Пэдди куда-то подевался — он даже и не видел, как я отбрил Бридж.
— Меня зовут, — говорю я.
Все знают, что если тебя позвала мама, то надо идти, так что ничего не говорят. Я хватаю Мелкую Мэгги и тяну ее за собой.
— Не, я хочу поиграть! — хнычет Мелкая.
Но я тащу ее через пустырь к дому.
В доме я Мелкую выпускаю, и она принимается скакать на диване, закусив губу и нахмурившись. Иду на кухню — мамы там нет. А Пэдди стоит возле конуры. Бегу во двор.
— Не смей к нему подходить! — ору. — Киллер — мой пес!
— Заткни варежку, его вообще там нет! — огрызается Пэдди. — И сам не суйся к конуре.
— Отвали, — говорю. — Куда хочу, туда и суюсь. А ты сюда не подходи, прыщавый.
Пэдди кидается на меня, хватает за шею, пришпиливает к стене.
— Так, выслушал меня, — цедит он мне прямо в лицо. — Не суйся к конуре, а то я тебя, придурка, замочу.
Только бы не заплакать. Сердце колотится в горле, того и гляди выскочит изо рта, но Пэдди стиснул мне шею и не выпускает его. Я сейчас на него маме пожалуюсь, на козла здоровенного. Она его сразу убьет. Ну вот, блин, разревелся. Ненавижу его. Когда-нибудь я с ним сквитаюсь.
Пэдди разжимает руку.
— И кончай уже, блин, играть с девчонками. Большой ты слишком для этого. Все пацаны над тобой ржут. Как бог свят, в Святогабе тебя точно пришьют.
— Микки! — зовет Ма из дома.
— И хватит сопли распускать, — говорит он и отпускает меня.
— Я не распускаю, скотина.
— И вообще, почему ты говоришь, как девчонка? Что с тобой не так? Голубой, что ли?
Пэдди, похоже, совсем озверел. Я не поднимаю головы, пока не вхожу в дом. Потом поворачиваюсь.
— А ты тоже распускал сопли, когда солдаты тебя мутузили. Еще мало получил!
И бегу со всех ног. Ха! Все, допрыгался. Он меня поймает — убьет, но пусть сперва поймает.
Ма останавливает меня в гостиной.
— Чтоб я тебя больше не видела рядом с этой Бридж Маканалли, понял? — заявляет она.
— Конечно, мамочка, — отвечаю, потому как я же хороший мальчик и всегда всех слушаюсь.
— Чего это у тебя лицо такое красное? — спрашивает она меня, но смотрит на Пэдди, который вошел следом.
Я корчу рожу и бросаю на Пэдди убийственный взгляд. Сейчас я ему покажу, что я не сосунок и не ябедничаю. Лучше потом скажу, без него, когда мы с мамой останемся вдвоем.
— Что там у тебя в сумке, Пэдди? — спрашивает Ма.
Пэдди смотрит на сумку так, будто впервые ее видит.
— Ничего, — говорит он и проталкивается мимо Ма.
Ма хватает сумку. Пэдди поднимает руку с сумкой над головой.
— Так. Отпустила.
И мама отпускает.
— Пэдди, сынок, ты только в беду какую не вляпайся, — просит Ма.
Он — ноль внимания, выходит на улицу. Ма смотрит на него от дверей.
— Микки, что там Пэдди задумал?
— Не знаю, мамочка.
— Пошли со мной наверх, сыночек, посидим вместе, — просит Ма.
С тех пор Пэдди все сходит с рук, что он ни сделай.
На верхней площадке у меня перехватывает дыхание и начинает стучать в голове. Через открытую дверь видно Киллера — он спит на кровати в жемчужном ожерелье и платье, в котором Моль ходила к причастию.
— Да как… — начинает Ма.
— Мамочка, я честное слово не знаю.
— Микки Доннелли, скажи мне правду, посрами дьявола. Ты прекрасно знаешь, что сам Киллер этого сделать не мог. А то к священнику отправлю, — грозит она.
Читать дальше