– И что там, в этой тетради?
– О, там всполохи иной жизни. Какие-то монологи, реплики, а то и просто звуковые сгустки – неведомо, что и неведомо, где, в смутно угадываемом пространстве. И на них, словно на ядрах конденсации, скапливаются частицы, крупинки смысла, пылинки настроения, из которых постепенно вырастает кристалл, он же, как известно, – и замысел. Который дождется же своего часа!
Помимо «Радуйся!», я за два месяца закончил еще пять пьес. «Три истории из подворотни» объявлены в журнале «Нева». Они происходят в одном и том же дворе и предназначаются автором для одного спектакля. Лирико-драматическая пьеса «На пути в Сингапур» и драма «Будни Офелии» ждут своих публикаторов и режиссеров.
– Ваши «Будни Офелии» – можно прочитать как признание в любви к театру. Персонажи пьесы – артисты-любители, для них театр – прибежище, где можно укрыться от обыденности и пожить шекспировскими страстями. Театр как место силы? театр спасает?
– Уповаю на то, что «Офелия» будет воспринята как притча, театральная студия как метафора, а пьеса будет поставлена о том, как рушатся вера, надежда, а, может быть, и любовь и… чудесным образом возрождаются заново. О том, что люди, как их не нагибай, ни обманывай, никогда не откажутся от мечты, от своих заблуждений. В таком же ключе (притчевом) надо читать и «На пути в Сингапур».
– Что Вы думаете о современной российской драматургии? Я имею в виду не тех авторов, с которыми вы попали в «новую волну» (Александра Галина, Людмилу Петрушевскую и других), а молодых.
– Когда-то я занимался с молодежью на семинарах Рузы, Коктебеля, Пицунды. Одно время был руководителем драматургической мастерской. Но теперь я вне этой сферы. Появление «вербатима» и прочего гангстеризма и вовсе оттолкнуло от нее, т. к. для меня драматургия – это, прежде всего, язык. Радует, что сейчас пришло, видимо, новое поколение, авторы более ответственные и совестливые по отношению к делу, за которое взялись, – русской словесности, а то ведь были (да и есть!) беззастенчивые «театральные рэперы». Кто им внушил, что драматургия – это самый доступный и безответственный жанр, вроде попсовой песенки, где не надо ни культуры, ни образованности?.. Ну, пошёл брюзжать!.. Так и относит к старомодному берегу, сейчас начну говорить банальности. Ну, а что делать – так приучен, что искусство, начиная с античного театра до модернистских времён, преодолевает хаос, противостоит распаду (личности, семьи, государства, человечества), пытается восстановить нарушенную гармонию или хотя бы оплакать ее. Но чтобы художник любовался распадом, эстетизировал его, способствовал ему в зыбком сознании и сомневающейся душе заблудшего человека – в этом есть большой риск встать на путь уничтожения себя и других. Себя, разумеется, в последнюю очередь, ибо всегда под рукой спасительная самоирония. Да. Интересно, что будет с русским театром. Женщины-героини по воле автора матерятся не только в младшем, но уже во всех трех поколениях, притом, в каждой второй фразе. А не так ведь много и времени прошло с трех сестер, и они еще кого-то волнуют. Ну вот, Светлана! Вы теперь знаете, какой я брюзга и вообще вредный старикашка. Давайте мне еще пьесы молодых – буду знакомиться.
– Всегда ли искусство преодолевает хаос, противостоит распаду? А изобразительное искусство ХХ века: абстрактная живопись, графика? В нем хаос и потеря гармонии.
– Ну, это очень специальный разговор, я мало читал и думал об этом. А навскидку: сюда можно добавить еще и новую музыку. К ней я более восприимчив, чем к абстрактной живописи, нахожу в ней гармонию, идущую из неведомых мне сфер жизни звуков, и проникающую – тоже в неведомые мне пока – сферы моего сознания и растущие, видимо, возможности восприятия. Так же, думаю, и с живописью. Абстрактная она, покуда рядом с фигуративной – а так ведь, сама по себе, она тоже отражает реальность, живущую по непознанным или пока недоступным нам законам гармонии, а часто и в невидимых нами частях спектра. Думаете, художник волен распоряжаться линиями и красками, их соотношениями по произволу? Да Бог с Вами! Его ведут неведомые силы, заложенные в нем в виде интуиции, огромного напряжения психики, звериного чувства гармонии, охраняющей всё живое. Он как пёс, который идёт домой через тысячи километров – и приходит к родному порогу. И в основе его творчества строгие, (до занудства!) законы гармонии. И он, часто неосознанно, пытается открыть их нам, чтобы сохранить, укрепить нашу живучесть, нашу ориентацию в жизни, расширить связь с миром и себе подобными. А мы, наивные, говорим: распад! распад! Звездное небо каким кажется хаосом. А ведь это высшая гармония, повлекшая наше рождение! А если посмотреть в микроскоп – ужас, что там делается, в этих живых клетках! И никакой симметрии – первого признака гармонии для простодушных. Хаос! Причем, очень похожий на полотна абстракционистов. (Уж Кандинский там на каждом шагу!). А при ближайшем рассмотрении это и есть жизнь, которую мы проживаем и которую любим. Так что это зачастую проблемы нашего восприятия.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу