Юрий Убогий - Что было, что будет

— А работает он кем?

— Разве я тебе не говорила? — удивилась дочь. — Преподаватель наш, ассистент. Кандидат, как и ты, между прочим.

— Чего же лучше! — засмеялся Бритвин. — А я скоро буду, как и он, ассистент. Полное совпадение получается, как тут нам не сойтись.

— Тебя, что, в институт берут? Ой, как хорошо, поздравляю, папка!

— Спасибо. А теперь скажи, что от меня требуется ввиду грядущих важных событий?

— А ничего!

— Нехорошо как-то. Я ведь отец все-таки.

— Отец, отец, не сомневайся! Ну, что я тебе могу ответить, сам посуди? Бытовыми свадебными хлопотами ты заниматься, конечно, не будешь, это мы с мамой все обсудим и сделаем, а больше что ж? На свадьбу приходи, только и всего.

Бритвин помолчал, чувствуя неловкость. В организации свадьбы ему и в самом деле не хотелось участвовать, но и остаться совсем уж в стороне тоже было диковато. Ладно, решил он в конце концов, время пока терпит, посмотрим, как все сложится. При нужде можно будет и похлопотать.

— Ведь тебе приданое надо, — подмигнул он дочери.

— Обязательно! Полный сундук!

— Сундука, к сожалению, нет, тем более полного, а вот деньги есть. Собралось как-то незаметно тысячи две. Возьми.

Бритвин потянулся к нижнему ящику стола, но дочь испуганно остановила его:

— Ты что, папка! Не надо, оставь… Какие деньги? Столько времени еще впереди. А вдруг мы передумаем? — Она улыбнулась.

— Ладно, не будем спешить, — кивнул Бритвин. — Во всяком случае можешь на них рассчитывать.

— Все я не возьму, половину разве…

— Не надо спорить, — сказал Бритвин твердо. — Мне они не нужны, а тебе пригодятся. Ты мне вот что теперь скажи — брак-то по любви, надеюсь?

— Конечно! — вспыхнула дочь. — Неужели ты думаешь…

— Ну-ну! — прервал ее Бритвин. — Успокойся. Я и не сомневался, но спросить-то должен был.

— Зачем же спрашивать?

— А для порядка.

После ухода дочери Бритвин долго сидел неподвижно, глядя в окно на мощный, мутновато-багровый закат. Ему было грустно, и в то же время он испытывал удовлетворение. Что ж, дочь определилась в жизни по всем основным, так сказать, параметрам. И с профессией, и с замужеством. Можно теперь за нее спокойным быть. Николай Петрович Золотин не подведет, по всему судя. Самостоятельный человек. А это значит, что ему самому особых хлопот с дочерью впереди не предвидится. Внуки? Ну и внуки, разве плохо? Живая связь, кровная. Будет кому игрушки покупать. И с дочерью они его сблизят, общий центр, интересы общие. Так что с замужеством дочери жизнь его не только не оскудеет, но станет полней. А если учесть, что у него имеется еще и Марина, то совсем хорошо выходит, лучшего и желать нельзя.

Бритвину очень захотелось поговорить с ней, хотя бы по телефону, но было поздно. Не звонить же домой. Муж может подойти, врать что-то придется или просто положить трубку. А это уж совсем смешно, по-мальчишески выйдет. На работу придется завтра позвонить, узнать, что там у нее и как?

В клинике, однако, на Бритвина сразу же с утра рушилась такая масса забот, что вспомнить о звонке и выбрать для него подходящее время он смог лишь через несколько дней.

— Нам надо встретиться и поговорить, — сказала Марина, едва поздоровавшись. — Хорошо бы сегодня.

— Случилось что-нибудь? — встревожился Бритвин.

— Расскажу при встрече.

— И все-таки…

— Это не телефонный разговор. Приходи к закрытию библиотеки, если можешь.

Какая-то у нее неприятность, подумал Бритвин, положив трубку. Не вовремя. Нужно будет отвлекаться, силы, которые ему так сейчас необходимы для новой работы, на что-то постороннее тратить. С мужем, скорее всего, конфликт из-за поездки. Если так, то он-то чем может помочь? Добрым советом? Или другое что, мало ли бывает? С детьми, с матерью, со службой, наконец? Ну, уж к этому он и совсем никакого отношения не имеет. Способен лишь выслушать и посочувствовать, больше ничего.

Представив, что он скоро, всего через несколько часов, увидит Марину, Бритвин повеселел. Он решил заехать к ней не к концу работы, а пораньше. Возможно, она сумеет уйти, и у них будет время к нему заглянуть, побыть вдвоем. Незачем упускать такой случай.

Домой Марина Николаевна возвращалась с тяжелым чувством. Боль от прощания с Павлом, обида на его холодное, рассудочное, как ей показалось, поведение, тревожные мысли о том, что ждет ее дома, — все это слилось воедино и ощущалось ею, как тугой, запутанный, давящий грудь узел. Она с внутренним усилием повернула ключ в замочной скважине, словно страшась того, что сейчас увидит.