Надежда Нелидова - 12 часиков [сборник]

Мелочь вроде носового платка или носка норовила прошмыгнуть в щель с мощным потоком воды – и ищи-свищи потом пропажу в пруду.

Мама решительно натягивала сначала тонкие шерстяные перчатки, поверх – резиновые.

Принято посмеиваться над советским качеством – а те резиновые перчатки служили годами. Это нынче китайские одноразовые, по цене вовсе не одноразовой – надел, поработал и сразу выбрасывай. Если из космоса смотреть на Россию – она, наверно, окажется жёлто-оранжевого резинового. Пустыни ни при чём – это обширные свалки расцвечены яркой резиновой, перчаточной рваниной.

Сельские женщины презрительно посматривали на это добротное, двойное тёплое облачение маминых рук. Наверно, мама в их глазах была «интеллигенцией» и «барыней». Они-то полоскали голыми руками даже зимой, когда ключ тонул в морозном тумане. На их разбухшие, задубелые красные руки было страшно смотреть.

– Сначала будто огнём или крапивой жгёт, – простодушно признавались они. – А потом ничо-о, терпко.

В смысле, терпеть можно.

Мама, сторонясь обжигающих хуже кипятка брызг, щепотью ухватывала простыню или наволочку, или кофточку, и ловко и сильно плескала туда-сюда, рассекала воду. Потом резко, энергично закручивала в бурлящей воде тугую спираль из белья так, что у неё выворачивались локтями наружу руки. Крепко встряхивала и швыряла в корзину – готово! Ох, как трудно давалась чистота!

Перед развешиванием Еленка касалась носом холодного свежего белья, которое хранило дивный, неповторимый запах ключевой воды. И если погода выдавалась солнечная и ветреная, Еленкино сердце радовалось. Собирая потом в охапку сухие звенящие простыни и пододеяльники, снова утыкалась в них носом – они пахли солнцем и ветром!

Ну вот, позади, ни много ни мало, семь стирально-полоскательных этапов. Семь уровней, сказали бы современные продвинутые дети. Сортировка, замачивание, стирка, отжим, кипячение, полоскание, сушка.

На последнем, восьмом «уровне» бельё попадало под тяжёлый старый жёлтый утюг. И вот постепенно выстраивались стопки каменно твёрдых, отливающих синевой квадратиков. Особенно старательно Еленка утюжила бельё на сгибах.

Остаётся разместить стопки в шифоньере, переложить кусками душистого земляничного мыла… И как здорово потом развернуть и встряхнуть, и вдосталь налюбоваться тугими складками: свидетельством их с мамой большого труда.

– Смотрите, в какие чистые постельки вы ляжете, – говорила Еленка младшим братьям. – Помойте ножки как следует. И чтобы мне не писать!

Жаркий полдень. Город с миллионным населением, изнывающим от июльского зноя. Центральная улица, запруженная раскалёнными машинами и ленивыми толпами отдыхающих горожан.

Дебелые разморённые женщины. Туго обтянутые груди, животы и бёдра. Крупные янтарные, коралловые, стеклянные шары, колышущиеся в ушах и глубоких вырезах платьев.

Обмахиваясь платками, газетками и веерами, обладательницы массивных бус и серёг с облегчением спускаются в спасительную прохладу тёмных подвалов кинотеатров. С удовольствием помещают распаренные тела в кресла, чтобы на полтора часа укрыться от палящего солнца.

На рекламных плакатах красотки, в чём мать родила, с немо, как у рыбок, разинутыми ротиками: пить, пить! Им тоже жарко! В сквере разместился заезжий луна-парк. Под полосатым тентом у автомата, несмотря на жару, толпятся зеваки. За десятирублёвую монетку они видят в глазочек такое, что заставляет их спины конвульсивно дёргаться, а затылки и шеи – багроветь от смеха.

Молоденькие продавщицы в ларьках – с разморёнными розовыми лицами, в сарафанах, голоплечие и соблазнительные. Очереди, очереди к продавцам морсом, квасом, пепси и ледяной газировкой, очереди к лоткам с мороженым. Тонны мороженого, тонны литров жидкости – чтобы утолить жажду, охладить миллионный город.

К городскому пляжу плывёт человеческая пёстрая река. Разноцветные очки: круглые, овальные, в пятиугольных оправах, чёрные, зелёные, розовые, зеркальные. Панамы, соломенные шляпы, козырьки, яркие пляжные сумки, влажные полотенца. Мелькают голые смуглые ноги, худые и толстые, уродливые и точёные.

В пропитанном духами, пивом, дезодорантами, потом, колой, леденцами и музыкой потоке людей – три держащиеся вместе фигурки. Они резко выделяются в толпе. Они приехали в город за сто с лишним километров из посёлка, с давних времён сохранившего советское название Рыбсовхоз. Неофициально его называют Староверские Озерки.