Марина Вишневецкая - Вечная жизнь Лизы К.

Итак, животных следовало немедленно умертвить. На чем Семен Петрович настаивал сначала в разговоре с хозяином, затем, зайдя в избу, с его женой и снохой. Возможно, его главным доводом была сухая цифирь: на десять тысяч погибших от сибирской язвы животных приходилось двести крестьянских смертей… И тут, размахивая топором, в избу вбежал подвыпивший сын. Смертоубийства не последовало лишь потому, что молодому и крепкому Сулейкину удалось ухватом оттолкнуть нападавшего, затем вместе с хозяином они повалили его на пол, мать прибежала с вожжами, буяна кое-как связали. Старики с извинениями довели гостей до ворот. Семен Петрович был необычайно бледен, но убедительность его слов была в ту минуту особенно велика. Сговорились на том, что завтра они вернутся, и ударили по рукам… А спустя полтора часа доктор Мещеряков скончался – в тарантасе, в одиннадцати верстах от Рыбинска. За месяц до этого ему исполнилось пятьдесят четыре. Не выдержало сердце. Сулейкин потом напишет обо всем этом своей невесте, отдыхавшей с родителями в Крыму. И о том, как, пытаясь в чистом поле спасти старшего друга, он имел при себе только коровий клистир, и ревел от бессилия, и грозил кулачишками небу (так и написал своей будущей жене: кулачишками). Потомок Сулейкина и Маруси спустя шестьдесят пять лет принесет их переписку в Ярославский архив. А спустя еще четверть века папку с их пожелтевшими письмами, вы уже догадались, выдадут мне, то бишь праправнуку Семена Петровича. До Черногории, Лизонька, я был в Ярославле…

Папа слишком расчувствовался (сколько-то выпил и он), чтобы сразу подвести под сказанным черту – он ведь к чему-то еще клонил? Но сначала они заказали для опоздавшей Лизы горячее, она попросила форель. Официант в вышиванке с полупоклоном кивнул, подлил ей горилки… И только тогда папа вышел на коду: средняя дочь Семена Петровича, Катя, ей было десять в год трагической смерти отца, гимназисткой ходила в госпиталь, у нее был замечательный голос, шла Первая мировая война, она пела для раненых… Штабс-капитан Карманников – Дмитрий, отчества мы не знаем, он был старше ее на тринадцать лет, влюбился в Катю без памяти, но вида не подал, вернулся на фронт, откуда более года писал ей письма, дед говорил, это были маленькие шедевры, о горьких буднях – отстраненно, сдержанно, порой иронично, да еще с рисунками в пушкинском стиле… Потом он на сколько-то месяцев замолчал. Катя стала тревожиться, хотя у нее в женихах и числился юный ровесник. Но письма, но героический старший друг!.. И она отыскала его – в Петрограде, на костылях, без ноги и, что тебе Таня Ларина, вышла замуж за увешанного орденами майора (Станислав 2-й степени, Анна – 4-й), да, майора и инвалида… Потому что человек живет в истории и любви, и одно без другого вряд ли возможно.

Странная мысль, подумала Лиза, к ее жизни точно неприложимая: неандертальцы ведь не история, да и Кан – какая это любовь?

– Чин майора был упразднен в русской армии в 1884 году, – фыркнул Тимур и пьяно расхохотался: – Екарный бабай! В истории он живет. Майор – в Первую мировую!

Но папа и тут сумел сблагодушествовать:

– «В русской армии» – это ты хорошо сказал! Мы говорили «в царской». Нас так приучили, – и зачем-то добавил: – Но извиняет нас это только отчасти.

И совсем уже нежно – о планах Тима на жизнь: лесное хозяйство, городское озеленение – это, конечно, достойно, но не хотел ли бы сын расширить свои горизонты, получив и высшее образование – например историческое, юридическое, экономическое – ради личного и карьерного роста? Я ведь вас собрал и для того еще, чтобы нам это вместе обговорить.

– Ха-ха, – почему-то сказала Лиза.

Но не денег же для Тимура ей было жаль? Тогда чего – папиного тепла?

Прилетевшая эсэмэска отвлекла ее на короткий миг.

«Аааааааааа, – писала Натуша, – есть первый транш!»

Лиза: ой! однокурсник?

А подруга: красавчег! пять грейдеров – влет!

Смайлик Лиза послать не успела. За столом затевалось странное. На Тимура напала охота покрыть папиных предков своими, козырными, сражавшимися с фашистами во время ВОВ, он несколько раз повторил это казенное ВОВ, и официант, скользивший мимо с подносом на растопыренных пальцах, испуганно обернулся.

Вова, подумала Лиза, ты уж нас извини.

Глаза Тимура нехорошо заискрили: пока Карманниковы, как тыловые крысы… На что папа, почти по слогам: конструктор завода транспортного машиностроения – не тыловая крыса! политзэк, писавший рапорты об отправке на фронт, – не тыловая крыса! А у Тимура от папиной бестревожности запрыгали губы и пальцы стали летать отдельно от рук: предка приплел, которого, может, не было, сибирскую язву, а сам что ты есть?.. Язва и есть на теле народа! жизни он меня учит!., ты служил? не-ет, ты баблос рубил и к матери от нечего делать под юбку лез… когда ее брат, позывной Звезда, в Афгане южные рубежи родины защищал! сидишь весь такой в шоколаде, а у него один глаз – стеклянный, в другом – сорок процентов! а родина, знаешь, сколько за верную службу платит – чисто чтобы не сдох!