Ксения Букша - Открывается внутрь

В Ритиной группе есть девочка Даша, которая живет на Ветеранов. И мама с двумя маленькими братьями за ней каждый день ездит на триста шестой из конца в конец. Иногда я рисую этих детей и думаю о том, как они путешествуют каждый день. Непохоже, чтобы им было трудно; скорее, им нравится, хотя если подумать, то это как будто жутко тяжело – ездить туда-сюда через весь город за старшей сестрой.

Я ничего не понимаю в этой жизни: кому должно быть трудно, кому легко. Иногда у человека жизнь тяжелая, а он счастлив. А некоторые мамы тут нервничают, кричат на детей, а как рот откроют, так сразу слышно, что их проблемы – фигня.

Вы, наверное, думаете, что я, как бабка старая, за всеми подслушиваю. Так ведь сидишь и слышишь, что поделать. Но я не сплетничаю и вообще не вмешиваюсь, рисую только.

Лишь один раз вмешалась.

Тут ведь какая есть вещь… Когда время подходит к девяти, охранник, который за стойкой сидит, включает телевизор и смотрит новости. А новости в наше время – ф-фу, уф-ф, ну… кошмар, в общем. И телевизор этот – плазма под потолком: хошь не хошь, все сразу туда глаза вставляют и смотрят. Я уж стараюсь сесть прямо под него, чтобы не видно было, но звук-то все равно. Наушники я не люблю.

И вот однажды две мамы начали обсуждать при мне эти новости. Причем одобрительно так. Да, мол, давно пора прижучить этих хохлов, ну а США – пиндосов мы вообще бомбами закидаем, обратим в радиоактивный пепел.

Может, у меня в тот день настроение было какое-то, а может, что. Я встала, подошла к ним и сказала:

– Между прочим, я жду ребенка. И не собираюсь выслушивать этот агрессивный вздор. Мы, русские, за мир во всем мире.

Я-то сказала в том смысле, что я Риту жду, племянницу. А мамаши поняли так, что я беременная. Тем более что я полная, можно поверить, будто я в положении.

– Ой, – говорят, – простите! – и больше не стали войну обсуждать.

Иногда, чтобы нарисовать человека, мне достаточно пары ботинок. Когда дети уходят в чашу, они оставляют ботинки под скамейкой, и я гадаю, какому ребенку принадлежат те или другие ботинки. И часто ошибаюсь, очень часто. Оказывается, что стоптанные лакированные «лодочки» носит не девочка, а вообще высокий худой мальчик. А черные крутые кроссовки – девчонка, да притом с косичками, да еще и мелкая, как цыпленок.

А вон Ритины ботинки стоят. Они очень похожи на Риту. Рита здорово плавает, и тренер ее всегда хвалит. В списках-рейтингах Рита все время где-то в первой половинке, а однажды даже шестая приплыла. Тренер так говорит: «выплыла из получаса», выражение такое.

Рита мечтает переплыть Гибралтар. А брат с женой все время обсуждают, не пора ли Рите закончить спортивную карьеру. Потому что надо английский и математику, надо в хорошую школу поступать, а плавание – это что? И меня это очень печалит, ведь плавать Рита любит, а английский – нет. А к математике равнодушна, хотя у нее пятерка. Но у меня нет права голоса. Родители Риту очень любят и знают, как ей лучше. Хотя эх!

Ведь плавать так здорово! И даже я, хотя совсем не спортсменка, – я очень люблю плавать! В воде вообще забываешь про свое тело, и оно радуется отдельно от унылой тебя. Лучше плавания только рисование, потому что, когда рисуешь, не только про тело, но и про всю себя забываешь, а это еще лучше.

Но все-таки про этого мальчика в драной куртке я никак не могу перестать думать. И, когда людей становится меньше, я подхожу к спискам их группы и гадаю, как его зовут. Все-таки ведь я не всех знаю по фамилиям. Может быть, надо подойти к тренеру и спросить. Или к кому-нибудь из детей.

И вот в позапрошлый раз я решила, что надо просто взять и подарить ему куртку, которую отдали Костику. Ведь Костик до нее еще не скоро дорастет, я ему и сама куплю. Может быть, этому куртка будет как раз, и он ее возьмет и будет носить. Поэтому в прошлый раз я принесла куртку и уже не могла спокойно рисовать, а все сидела и высматривала, где тот парень, но он не пришел, наверное, болел; а в этот раз я опять принесла куртку, но уже сижу более спокойно, хотя тоже очень волнуюсь, что не узнаю его, и пытаюсь найти его драные кроссовки под скамьями.

Но я никак не могу их найти, и, может быть, он в этот раз не придет опять, а может, он вообще перестал ходить.

Но волновалась я напрасно: он вышел. И не узнать его невозможно. Теперь я стала смотреть на него более пристально. Как будто рисую, только не рисую. У него на тощих предплечьях маленькие бицепсы, а шея у него как у настоящего пловца. Фигурой он похож на тренера Дениса. А лицо и впрямь несимпатичное, какое-то мелкое, невзрачное.