– Hello. Let’s start our training!
– …Правительства Страны и Самопровозглашенной Республики ведут переговоры о перемирии…
– Good luck.
– …будут расформированы и деблокированы.
– Listen to me and repeat after me. Is that right? That’s wrong.
– Во избежание осложнений…
– Ones more. That’s wrong!
– …надлежит прекратить огонь…
– No, that’s wrong! That’s wrong! No, that’s wrong! Well. Continue.
– Ждать дальнейших указаний…
– Thank you. Please, go on.
Наш взвод, вернее, пятеро тех, кто оставался боеспособен, находился в окружении куда меньше других. Но и мы испытали разрушающее давление безысходности. Мутное будущее размывает тебя в настоящем. Свобода – естественная базовая потребность. Заключение любого рода – это болезнь. Как чума или старость, как чрезмерный голод. Время беспощадно. Исход один.
Спор разгорелся, едва воссоединению нашего взвода стукнуло десять-пятнадцать минут. Довгань забегал взад-вперед мимо занятого нами столового столика. Гайдук, упрямо набычившись, умело ковырял ногтем столешницу. Шапинский поначалу отмалчивался. В ярости Сотник перекусил свою спичку надвое и бросился в очередной раз:
– Так это!.. Как бишь его, батьку-то местного?!
– Жорик.
– Спокойно, Сотэ. Он ничего не говорит. Ничего вообще, – урезонивал того Довгань.
– Вот то-то и оно! Молчит, красава. Блядь, кто он такой вообще?!
– Ты че, дурак?
– Да ладно, ладно. Тут у него, базара нет, все ништяки. Катакомбы, блядь. Надо будет – и год в норах этих просидим, – провоцируя всеобщее негодование, кинул кость Сотник.
– Хрен там. Я пас. Вы как хотите… – хмуро вставил Шапинский.
– Вы че, братва, ну его на хуй. Это без меня! – открестился яростно Гайдук.
Чудесным образом спичка воскресла, и темпераментный Сотэ присмирел. Он пропустил успех собственного задела мимо ушей.
– Вообще, не в этом дело… – начала я в образовавшейся паузе.
– Да что, плохо, что ли? Домой, до хаты, – угрюмо перебил Гайдук.
– Да ебана…! Кто тут, покажи, тебя зовет домой?! – воскликнул Довгань и сам себе ответил: – Да кто угодно, только не майор.
– Кто-кто? Мне глубочайше похуй кто. Домой. Все. И нахуй этого кавказца. То бишь майора.
– Он туркмен, говорят…
– Мне похуй, говорю. Я командира своего вот этими вот руками закопал. Придет черед, второго закопаю. Не дай бог, тьфу-тьфу-тьфу. А этот чурка мне ни сват, ни замкомбат…
– Не то ты говоришь.
– Говорю, как знаю. Этот Жорик что-то мутит, видно сразу.
– Что? Что здесь такое можно замутить? – вяло вступилась я.
– Я знаю? А все равно нечисто. Глазки у него, бля, так и бегают, туда-сюда, как тараканы. В башке так и тикает. А нам – молчок.
– Просто он не верит, – попыталась я объяснить.
– Кому?
– Никому. Ни сепарам, ни нам, ни воеводам. У него это, как его… забыла. Манера, что ли. Спрашивает всех, а сам себе сопоставляет. Истинно только то, что он может проверить. Другого как бы и нет.
– А мне по барабану все его манеры…
– Точно!
– Да нет, смысл есть. Его задача не проверять, а не ошибиться. И не слить полста парней, что под тобой, бесплатно в землю. Как это тут, сказывают, не раз бывало.
– Да надо ж, ну какой же Робин Гуд с Перекопа выискался. Не обольщайся даром! Чхал он на нас, Бойко, чхал с горы! У него в «мешке», знаешь, «Белым лебедем» пахнет!
– Ну это ты загнул, чувак!.. – снова осторожно влез Шапинский.
И сразу пожалел. Сотник вскочил, с грохотом уронив свой детский стульчик.
– Ага!.. Я? Загибаю?! Довга, скажи?
– Ну тихо, тихо…
– Да вообще, что тут ловить-то? Сцепились, гля, что те собаки. Гнием с башки вхолостую, как рыба снулая. Давно валить к хренам пора, – бухнул Гайдук.
– А, ну да. Прям щас? Один пойдешь? Или прихватишь кого? – нервно отозвался Довгань.
– Час придет – все пойдем…
– А куда? Налево? Направо? Лапки кверху и в лесок, к жукам на брюхе? Или лучше уж сразу минным полем двинем? Так оно, конечно, побыстрее.
– Приткнись, «на брюхе», – толкнув ногой свой стул, теперь поднялся Гайдук. – Я не спешу.
– Ты че, чувак, че за базар в натуре?
Противники нависли над узкой столешницей парты, изучая физиономии друг друга.
– Да че за бред, в натуре? Тормози, братва…
Разговор перетек в плохо контролируемую область личных оценок. Я временно устранилась: блестящий аргумент все не появлялся.
В сущности, весь этот разговор был неосознанно фальшив. В этом «споре» было не больше одного мнения. Одного на всех: что рано или поздно, но пропустят! С небольшими разногласиями: «когда?» и «как?» Ярость спорщиков была кривым отражением неуверенности. Никто и ничего не знал наверняка и знать не мог. Так спорят о Христе. Мерило истины – вера, тут уж кому как повезло.
Читать дальше