Лора Барнетт - Три версии нас

— Пройдемся, — предлагает она. — Чудесный день. День вовсе не чудесный — они не успевают дойти и до середины Милл-роуд, как начинается дождь, — но она ничего не замечает вокруг, потому что говорит не переставая. Поток слов. — Вчера я выехала из Бристоля и в дороге встретила замечательную женщину. Я дала ей наш телефон. Уверена, мы подружимся… В Крауч-Энде ночевала у твоей тетки Фрэнсис… Она зажарила цыпленка, Джеймс, целого цыпленка. Там были все дети, прелестные малютки! А на десерт она приготовила бисквит со взбитыми сливками, она же знает, что это мое любимое блюдо!

Джим заказал столик в ресторане отеля «Юниверсити Армз», недалеко от Королевского колледжа. Вивиан предпочитает обедать в университете «…чтобы по-настоящему почувствовать, как тебе здесь живется, Джим», — но в предыдущий свой визит она подошла к столу для преподавателей и заговорила с каким-то испуганным магистром. Прославленному военному бригадиру понадобилось почти полчаса, чтобы освободиться от нее. Джим как будто вновь очутился в школе, и мать в зеленом пальто и в красной шляпке — яркое пятно на фоне остальных в одежде сдержанных тонов — машет ему от школьных ворот. Мальчишки вокруг таращатся, пихают друг друга локтями, перешептываются.

После обеда они идут в Клэр через город по мосту, сложенному из огромных светло-желтых камней, и сворачивают около сада. Дождь прекратился, но небо все того же свинцового цвета. Настроение матери тоже ухудшается. Когда они подходят к декоративному пруду, она замолкает, смотрит на Джима и говорит:

— Ты ведь скоро приедешь? Мне так одиноко в этой квартире, когда рядом никого нет.

Он чувствует комок в горле. Одного упоминания того места достаточно, чтобы на сердце у него стало тяжело.

— Я приеду домой через две недели, мама. Семестр скоро закончится. Ты разве не помнишь?

— Да, конечно.

Мать кивает, поджав губы. После обеда она вновь их накрасила — красным, очевидно, в тон цветам на шляпке, хотя он совершенно не подходит к шарфу — но получилось неудачно, помада размазалась.

— Мой сын — юрист. Очень, очень умный юрист. Ты совсем не похож на своего отца. Даже не представляешь, дорогой, какое я от этого испытываю облегчение.

На сердце у него все тяжелее. Внезапно Джиму остро хочется закричать — чтобы мать узнала, как ему здесь невыносимо, как он не хочет тут оставаться. Спросить ее: почему она настояла на Кембридже вместо художественной школы, понимая, что рисование — единственная вещь в мире, способная сделать его счастливым. Но он не кричит, а спокойно отвечает:

— Собственно говоря, мама, я раздумывал над тем, чтобы не возвращаться сюда на следующий год…

Вивиан закрывает лицо руками, и Джим знает, что она плачет.

— Не надо, Джим. Пожалуйста. Я этого не перенесу.

Он замолкает.

Джим живет в Мемориальном корпусе, названном так в честь выпускников Кембриджа, погибших в Первую мировую, и отводит мать туда — умыться и опять накрасить губы. От прежней бодрости не осталось и следа, Вивиан движется будто по инерции, и Джиму очень хочется помочь ей — но мать погружается в привычное состояние беспомощной подавленности, и он знает, что она его не услышит.

На этот раз ему удается настоять на том, чтобы они взяли такси. На вокзале он провожает Вивиан в купе пятичасового поезда, выходит на перрон и стоит у окна, размышляя, не надо ли поехать вместе с матерью к тетке и убедиться, что она добралась благополучно. В прошлом году, будучи в похожем состоянии, Вивиан заснула в пустом купе сразу после Поттерс-Бар, и дежурный обнаружил ее, уже когда все вышли и поезд стоял на запасном пути в Финсбери-парк.

Но он не едет. Торчит на перроне и напрасно машет рукой — мать не реагирует, сидит с закрытыми глазами, откинувшись на салфетку, покрывающую изголовье сиденья, — до тех пор, пока поезд не скрывается вдали, и теперь уже Джиму ничего не остается, кроме как забрать велосипед и отправиться обратно в город.

В последнюю субботу семестра они просыпаются рано утром в комнате Джима, пробираются незамеченными через дыру в изгороди и отправляются на автобусе в Эли.

Прозрачное солнце висит низко, будто опирается на горизонт, и едва освещает окрестные болотистые низины. Ветер сегодня восточный. В городе он дует уже несколько недель, заставляя прохожих, у которых изо рта на морозном воздухе валит пар, плотнее завязывать шарфы. Но здесь нет зданий, способных остановить его разгул, вокруг только акры замерзшей грязи и низкие кривые деревья.