– Видишь? – спрашивает он, показывая пальцем вверх.
Вижу. Над нами прекрасное звездное небо, только звезды всех цветов радуги, и мерцают они, как блестки в лаке для ногтей.
– Да, – говорю я. – Невероятно.
– Иногда здорово, что сон смешивается с явью, – замечает он.
Я смотрю на Макса. Земля под ногами кажется очень темной в сравнении с небом. А между нами – пустота и холод.
Будто прочитав мои мысли, Макс прижимает меня к себе, одной рукой сжимая мою ладонь, а другой обхватив меня за талию. Я утыкаюсь ему в шею лицом, а «Пурпурный дождь» все продолжает звучать у нас в ушах.
Не знаю, печальный ли голос Принса тому виной или, может, коктейль – но что-то изменилось. На душе и радость, и печаль. Словно мы пришли сюда вместе, но знаем, что придется прощаться. С той жизнью, которой мы жили ночами, а в каком-то смысле и друг с другом. Есть одна причина, по которой мне так не хотелось рассказывать Петерману о своих снах, по которой я так берегу мой дневник снов. Наши сны – это наше с Максом единственное общее сокровище, недоступное больше никому. Скоро мы его потеряем, и мне очень страшно.
Я опускаю взгляд и вижу, что мы снова парим в воздухе. Макс тоже это замечает. Но мы уже не боимся. Я только крепче держусь за него и думаю, что если бы это был сон, то лучше бы он никогда не кончался.
Глава двадцать девятая
Он всегда возвращается
– Мне нужно у тебя кое-что спросить, только не смейся, – говорит Софи. Мы лежим в гамаке на улице, укутавшись в шерстяные одеяла, которые украли из общей комнаты. Глаза Софи полуприкрыты, а волосы торчат во все стороны – потанцевала она на славу. Довольно сложно сейчас воспринимать ее слова всерьез.
– Ладно, постараюсь, – говорю я.
– Почему в швейцарском сыре столько дырок? – спрашивает Софи. – Зачем они вообще нужны? – И я даже не пытаюсь сдержать приступ смеха.
Софи легонько бьет меня по руке.
– Я же просила не смеяться! – кричит она. – Ну же, не может быть, чтобы ты сама об этом никогда не думала.
Я смотрю в небо, на разноцветные звезды, и очень жалею, что Софи их не видит. Они бы ей понравились.
– Да, Соф, – говорю я и бросаю взгляд на часы. 11:59. Где же Макс? После танцев он исчез – и больше я его не видела. – Я постоянно думаю о плесени на сыре. – И тут я снова заливаюсь хохотом.
– Ммм, плесень, – говорит Софи, и мы хохочем еще громче. – Люблю тебя, Эл, – говорит Софи, когда мы немного успокаиваемся, и кладет голову мне на плечо.
– И я тебя тоже, Соф, – говорю я, встаю и легонько поглаживаю ее по голове.
– А знаешь, кто еще мне нравится? – спрашивает она.
– Есть у меня одна идея, – протягиваю я, закатывая глаза.
– Макс.
– Да брось шутить, – говорю я.
– Теперь я все поняла, – говорит она. – И я вижу, как он на тебя смотрит, и мне это нравится.
– Тогда почему он вечно исчезает? Вот, например, где он сейчас? – спрашиваю я со вздохом, всплеснув руками. – Я пойду спать, ладно? Тебе не будет грустно одной?
– Ладно, иди спи, – говорит она, широко улыбаясь.
– А ты еще не хочешь?
Софи качает головой.
– Нет, мне и наяву неплохо. Я тут еще немного полежу, вдруг тоже увижу разноцветные звезды.
Я улыбаюсь.
– Зови, если что.
– Хорошо, – говорит она, сильнее кутаясь в одеяло. – Эл?
– Да, Соф?
– Да, он вечно исчезает. Но знаешь что?
– Что? – спрашиваю я.
Софи поворачивается так, чтобы меня видеть.
– Он всегда возвращается. Той ночью, когда ты проникла в ЦИС, сегодня утром на крыльце, с кофе… даже во сне. Он вернется.
Бартоломео Бернс сказал, что на его этаже есть свободная комната, в которой обычно живет девушка-певица, но сейчас она уехала на гастроли. Мне этот вариант по душе. Возможно, все стены там заклеены плакатами с Тейлор Свифт, но это вполне выносимо. Кстати, мне тоже нравится Тейлор Свифт. Я просто не трезвоню об этом на каждом углу. Но когда я открываю дверь комнаты номер 201, оказывается, что в ней нет ни плакатов с Тейлор Свифт, ни розовых кресел-мешков, ни модного туалетного столика.
Зато есть пони. Они повсюду.
На стенах плакаты с пони. В углу на специальной дощечке висят всевозможные награды и медали, на постельном белье – тоже пони, и повсюду – фотографии темно-коричневой лошади с белым пятном между глазами.
– Валери – чемпионка по верховой езде, – поясняет Бартоломео Бернс. Он шел мимо и застал меня в дверях. Я восхищенно смотрю на все это. – Я разве не рассказывал?
– А как лошадь зовут? – спрашиваю я.
– Теодор, – отвечает он и бежит вниз по лестнице.
Читать дальше