Надежда Нелидова - Молчание девчат [сборник]

Итак, фильм. Действие завязывается с того, что одна мэм, верная супруга и порядочная мать семейства, ждёт малыша. («Кикимора. Костлявая, как смерть. Да ещё хронически больная, — беспощадно припечатывают героиню зрительницы — У нас на такую мужик и не взглянет»).

Во время осмотра мэм подозревает своего лечащего врача («Хорошенький какой!») — как вы думаете, в чём? Конечно, в сексуальных домогательствах. Потому что кто о чём, а вшивый о бане. («И чего он в ней нашёл?!»).

Она лежит в кресле — и прислушивается, и приглядывается, и мучается сомнениями. И замечает: перед обследованием он снял перчатку! Сомнения рассеялись: перед нею маньяк в белом халате!

Дело передают огласке. Доктора судят, с позором лишают практики, он кончает с собой. Его жена (тоже беременная) от стресса рожает мёртвого ребёнка. Ну, дальше вы все смотрели.

— Фу! — мы тут жеперебегаем на сторону героини. Плюёмся мы и брезгливо передёргиваемся. — Извращенец! Похотливыми лапами — туда ! Да мы даже мужьям не разрешаем. Да мы…

Но тут подаёт голос нянечка Прокопьевна. Она примостилась на кончик кровати, отогнув матрас, да и просмотрела весь фильм.

— Цаца нашлась! Спасибо бы сказала, что на такую позарился. Ни кожи, ни рожи. Не тронь её, видите ли. Могла и перетерпеть. А из-за неё, ведьмы, у безвинного человека дитё мертворождённое получилось. Жена-то ей в чём виновата? Убийца ваша мэмка, вот кто. Ведьма носастая!

Прокопьевна — суровая, сухая, как жердь, старуха. Не развратница, ни, Боже упаси, мазохистка. Она дочь матери военного поколения.

Благоговение перед Мужчиной, великая, всеобъемлющая бабья жалость и снисхождение — они на уровне генной памяти передаются, что ли?

У мужчин в России короткий век — так повелось. Природа — мудрая, предусмотрительная баба. Мальчиков рождается больше, чем девочек: про запас. Именно тогда появилось поверье: «Если мальчиков рождается больше — это к войне».

А разве перестройка — не война? А водка?

Прокопьевна переломила ситуацию. Разделила палату на два лагеря.

В разгар обсуждения в палату вплывает Ниночка. Именно вплывает, как королева. Лицо сияет, рот до ушей. Ей тридцать лет, и она чертовски хороша собой. Если бы объявили общегородской или даже областной конкурс «Мисс больная» — она бы заняла первое место.

Кожа смугло-абрикосовая, золотистая. Фигура — литая: будто в полую статую Богини плодородия влили червонное золото. Оно приняло соблазнительные женственные формы, перетекло в мощные и плавные изгибы.

Можно подумать, Ниночка вернулась не из смотрового кабинета, а с королевского раута.

— Девчата, уморушка, ну, я не могу! — счастливо жалуется Ниночка. — Уж эти мне мужики! Наш-то тихоня и праведник, Алексей-то Петрович (молоденький врач, ведущий палату)… Влезла я в кресло, растопырилась, лежу. А он пишет, пишет чего-то в карту. Три минуты пишет, пять.

— Алексей Петрович, — говорю, — может, я пока на кушетке посижу?

— Нет, говорит, Ниночка, ничего-ничего, лежите-лежите.

— Холодно, говорю, Алексей Петрович, ноги озябли.

— А я вот форточку закрою, чтоб не дуло. Лежите-лежите, одну минуточку…

А я-то вижу: он будто ненароком косится. Попишет — и зыркнет. Попишет — и зыркнет. Насмотрелся, налюбовался бесплатного стриптиза, чёрт! Одна минуточка на двадцать минут растянулась.

Ниночка от души хохочет. Она замужем и никогда не изменяла мужу даже в мыслях. Но ей и смешно, и лестно, что даже врачи-мужчины видят в ней не пациентку, а Женщину. Ну, полюбовался мужик на раскрытый цветочек аленький — что её, убудет, что ли?!

А ведь та сутяжница, американка-феминистка, тут же Бог знает что усмотрела бы в этом маленьком происшествии. Спрыгнула бы с кресла и поскакала строчить жалобы на вуайериста. Хотя где она со своей чёрной кожей и костями — а где пышная, сдобная, белая и румяная Ниночка. Не баба, а сметана. Наливное яблочко.

Такой вывод дружно делает наша большая палата. Мы все пузатики, все сохраняемся.

Мы все беременны мальчиками…

У меня есть знакомая, назовём её Маруся: прекрасная женщина, красавица, душа компании, заводила, хохотушка. Хлебосольная, мастерица на все руки, а песни поёт… Коня на скаку, в горящую избу, и так далее.

Я беру её с собой на рынок — вернее, она сама напрашивается, хлебом не корми. У неё, например, талант сторговать хорошее мясо или рыбу, а то мне вечно подсовывают дрянь. Или в магазине — если предстоит выяснение отношений при возврате некачественной вещи. У Маруси прямо глаз загорается в предвкушении борьбы за справедливость и за права потребителей.