Илья Крупник - Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов [сборник]

…Они шли там, мимо по дороге, над обрывом, над васильками. Это были, похоже, дети. И все дудели и свистели.

— Андрон! Ан-дрон! — звали меня. Не «Андрей», а «Андрон», как в детстве, только почему-то на «О» по-волжски, и получалось: — Ондрон! Ондрон!

— Ондрон, — звали меня.

Но почему у них были у всех такие одинаковые лица?!

Он отрубил мне ножом в канаве пахучий зонтик «медвежьей дудки». Потом отчиркнул кусок ствола и надрезал, чтобы я тоже сумел дудеть.

Тогда я засунул ее в рот поглубже, и моя «медвежья дудка» заревела:

…Я давно уже пишу то, что называю мысленно Дорогами России. «Дорога в лес», «В холмах», «Дорога через овраг», «Качели перед дорогой», «Городок у реки».

Есть акварели, гораздо больше графических листов, работаю маслом. И это невежество и чушь, что я изображаю ирреальность, что я выражаю будто бы в конкретных формах собственные сны.

Ну как объяснить, что у меня естественный, а не «параллельный», не сдвинутый в сторону, а живой мир?!

Вот, возьмите рисунок «В холмах». У меня посередине листа прямо и вдаль перед глазами идет через холмы пустая узкая дорога. Помните?.. Там никого нет нигде. Только внизу всюду они, в обрывах, огромные и совершенно конкретные — папоротники, перья вытягиваются чудовищных листьев, дудник. И от такой проклятой резкости фантастических, протянутых снизу листьев, от бесконечности пустой непонятной дороги все и кажется сном.

Но я повторяю: выдумывать ничего не надо! Мне было самому не под силу, когда днем, а вовсе не в сумерках «нереальных», за мной вдогонку по пятам побежала вдруг сорока. Не летела она, а бежала, догоняя, как собака, перебирая ножками. Не больная она была, не раненая, не хлеба она хотела, я ей крошил хлеб, нет, она бежала за мной вплотную долго, полтора часа, до самой железной дороги, а где нельзя — перелетала, опять перелетала и приземлялась у моих ног. Она была очень большая. Что это было?..

Вы поймите меня правильно. Я хочу вырваться из самого себя, выбраться из моей несвободы, своей негармонии, как хотите, так это и называйте.

Я не хочу, поймите, всегда, во всем, везде быть «прохожим». Необходимо соединение родных людей, близость должна быть, понимание, наконец, общность какая-то! Называйте это мечтами, детством, как вам угодно…

Для себя самого я считаю это возвращением к родине. Отсюда дороги, дороги, дороги, поля, перелески, лица людей, маленькие, родные мои городки, поселки мои у реки, моя тоска и моя боль…

Я у него не раз пытался, а однажды прямо спросил, что ж он видит, говоря мне «универсальное искусство», «синтез искусства», «универсальная культура», почему представляет, что такого можно добиться «на все времена»?

Семен Александрович на это не ответил, потом сказал стихами, как будто в сторону, а не мне:

Вообще, на вопросы о жизни он часто отвечал стихами. То прочитает «И ходил он по народу с грузом созданных искусств…». То скажет «Пишет Лю-лимко картину семь лет». А то опять прямо «Пишет картины Семёнко сто лет».

Я знал, что у него были две выставки картин и скульптур в городе в двадцать четвертом и в двадцать пятом годах. Но сам я их не видел, потому что приехал, как говорил уже, в двадцать шестом году, и только потом однажды Семен Александрович показал мне старое свое объяснение «Всем лицам, которые посещали выставку».

Там было — попробую сказать точней — следующее: всем лицам, которые посещали выставку в прошлом году, докучно, что нынешняя лишь повторение. Но дело в том, что я, объяснял затем Семен Александрович, не имел возможности приготовить новое и провести старые работы дальше, так как выручка была настолько мала, что вся израсходована на перевозки и мое пропитание во время выставки.

Потом писал он, что в эти трудные годы, и в нынешнем году также, время уходило на ломовую крестьянскую работу для содержания слабой семьи: двух детей сестриных, покойницы, и матери старой. Поэтому выставленные работы не закончены, изделия из глины составляют лишь часть кордона всех фигур и построек.

Вот это выражение — «часть кордона фигур и построек» — я запомнил особенно. Что оно значило, «кордон фигур и построек»?

Царь. Почему так держишься за свою деревню?

Радугин. Не могу скоро и обстоятельно объяснить, государь. Не только другим, но и себе даже.